Плохие люди

— Ой, — всплеснул ладонями Бертран, — ой, а что тут такое случилось⁈ Монах несчастненький в наш овражек провалился? Ой, как же так! Быть нам всем наказанными до полусмерти! Сейчас как побегу за лекарем, как приведу быстро-быстро! Лекарь как полечит! Сразу все вылечит!

Бертран присел напротив, наклонился почти вплотную, заглянул в мутные от боли глаза.

— Только скажи мне сперва, зачем ты ее убил?

Переодетый с ненавистью уставился на пришельца. Попытался что-то сказать, но сумел лишь глухо простонать. Снова потянулся к топорищу пальцами, скрюченными — ну прям когти стервятника-падалежора…

И только крякнул удивленно, когда тяжелый заступ обрушился на голову. Бертран промазал и окованный железом край лишь отрубил ухо. Но смахнул чисто, будто и не росло ничего. Даже кровь не сразу пошла, словно раздумывала, портить ли собою удивительную гладкость среза. Следующий удар стесал нос и надрубил подбородок.

Налетчик утробно выл, дергался, пытался закрыться непослушными руками. Плевался раскрошенными зубами.

— Да ну еб твою мать, что ж с тобой делать-то, — устало произнес Бертран, прикусил губу, смиряя волнение.

От третьего удара череп лопнул перезревшей тыквой. Плеснуло кроваво-серым. Налетчик изогнулся в последний раз, ткнулся изуродованным лицом в грязь. Задергался. Выходило странно — ниже пояса даже не дернулся, а руки так и пляшут, так и скребут, елозят. Словно закопаться поглубже хотят.

Бертран воткнул окровавленный заступ в землю, оперся на рукоять, глубоко-глубоко вдохнул, до боли в груди. Медленно выдохнул.

— А ведь и правду говорят, что нет в этом ничего сложного. Свиненка колоть и то тяжелее. И жальче. Но ты молодец, умер чинно, не богохульствуя. А кровь… Кровь у всех течет, что у людей, что у курей. И пахнет очень похоже. Говорят, что у микав говно по венам льется, но ты не дотянул. Хоть и очень старался!

Бертран пнул мертвеца в бок. Тот даже не дернулся — отожрался на монастырских харчах, как осенний кабан! Толстый, жирный. В голодный год, глядишь, и староста не побрезговал бы! Отхватил бы кусок румяного бока острым ножиком. И на вертел.

Суи прислушался — тишина. То ли и в вправду, даже вороны разлетелись, насытившись, то ли сквозь реденький полог веток звуки не пробивались в овраг.

— А что меня отдельно радует, — доверительно сказал он мертвецу, скалящему разрубленный рот, — что тебя никто не ищет. Отряд, понимаешь, не заметил потери бойца.

Он стянул с убитого сапоги, с трудом ворочая тяжелое и непослушное тело. Примерил — ожидаемо великоваты, но если набить тряпьем, да подложить пару толстых стелек, окажутся по ноге. И новые, подметки не стертые.

Стягивая почти целые — разве что сзади протерты, да пахнут нехорошо — портки, взялся за пояс. Пояс тоже был весьма хорош! Широкий, чтобы закрывать чуть ли не половину живота, с потускневшим, но все же, золотым шитьем. И с непонятным утолщением сбоку.

Бертран, пыхтя и ругаясь, выдернул пояс, перевернул. На оборотной стороне виднелось несколько затертых швов. Грызнул зубами нитки — мертвец перед смертью обильно потел, перепрели.

— И надо оно тебе было, — с грустью проговорил Суи, глядя на добычу. На грязной ладони лежало четыре серебряных монеты. — Ты же богач был! Что угодно купить мог! А ты…

Суи хихикнул. Засмеялся. Зареготал…

Смех сам собой перешел в рыдания. Как жить дальше? Как? И главное, зачем⁈

Рыдания стали слезами, а слезы высохли, оставив на лице соль.

Соль эта стала простой и звонкой мыслью, блестящей, как новенькая монетка из пояса мертвого убийцы.

Посмотрел на топор, так и лежащий в траве, на деньги, на мертвеца… Снова на деньги. Притопнул ногой в сапоге. Вышло не очень, но обувка-то, новенькая!

Если не класть на весы смерть Корин, то вышла удачная мена. Если не класть…

Бертран коснулся топорища, прокрутил в воздухе. Топор так и плясал в руках, так и хотел кого-нибудь стукнуть острым обушком в висок. Туда, где кости тоненькие-тоненькие, будто первый лед на луже.

Главное, ведь что? Главное, смотреть под ноги и не подпускать никого с заступом! А там, будь что будет!

Чтобы выбраться из оврага, не копая ступенек, нужно пройти с пол лиги по заросшему топкому руслу. Пробиваться сквозь овражную густоту было трудно. Бертран хотел добычу утащить за раз, но вскоре расстался со всем нажитым добром, кроме топора и денег… А портки и вовсе сразу выбросил — ни к чему столь поганая одежка.

Бертран бесчисленные раз обошел Суру вдоль и поперек, выискивая следы живых. Но разве что несколько куриц, не замеченных грабителями, да перепугано хрюкала откуда-то из-за огородов свинья. И вороны. Очень много ворон! Сперва он пытался их отгонять от тел. Но получалось плохо. Чернокрылые отлетали в сторону, обругивали хриплыми голосами. Снова возвращались, едва только Бертран отходил на несколько шагов.

Вскоре он махнул рукой на бесполезную затею. Всех не отогнать. Пусть уж кормятся, раз им так повезло. Вот был бы арбалет… Или хотя бы хороший лук!