Плохие парни по ваши души. Книга 2 (СИ)

   Я врубаю на полную мощность песню Нирваны. Росс хватает свою бутылку с водой и выпивает ее почти залпом. Так же упускает возможности подпевать одной их любимых песен. Он изредка бросает на меня любопытные взгляды, а я — на него. В какой-то момент голову посещает хорошая, светлая мысль: мой брат вернулся. Он не был виновен в содеянном не им, а психом из Тардеса, атаковавшим его мозг.

   Он нуждался в моем прощении, чтобы снова улыбнуться.

   Мы поем песни вместе, едим чипсы, глотаем куски нарезанной буженины, неприлично пачкая салон моей машины. Я включаю группу, по которой при жизни тащилась Иветт. Но, слушая Sum 41, ни один из нас не прослезился. Я спокойно объявляю Россу о том, что Иветт обожала эту композицию, и мы дослушиваем ее до самого конца, вырубаем приемник к чертовой матери минут на десять. Молчание отзывается в нас грустью. Мы говорим об Анне и о том, что она сделала для нас… ради всех нас. Потом я снова включаю музыку, чтобы мой брат улыбнулся. Как прежде. Иветт бы хотела этого.

   Через сорок две минуты автомобиль стоит под знаком: «Вы покидаете Дайморт-Бич», а мне кажется, что все это сон, что я не мог так просто до него доехать. Было такое ощущение, что этого никогда не произойдет. Росс без слов выходит из машины. Он, как и меньше часа назад, обходит капот, встает рядом со мной. Для его удобства я высовываю свою физиономию из окна.

   — Будь счастлив, придурок, — он хлопает меня по плечу.

   Я заставляю себя не плакать. В нашем дуэте эмоциональную роль взял на себя я, но не позволю себе расчувствоваться сейчас.

   — Ты тоже, сволочь, — смеюсь я, в ответ толкая брата. Конечно, не вкладывая в это действие никакой физической грубости.

   — Можешь не сомневаться, — уверенно и авторитетно заявляет Росс.

   Я непродолжительно киваю, собираюсь нажать на газ, чтобы прощание не переросло в драму. Не хочу, чтобы наше «пока» было наполнено банальностью. Лучше уехать сейчас. Оставив все на полуслове.

   Разогнав сомнения, подобно тому, как расплываются тучи на небе, я устремляю взгляд строго вперед и срываюсь с места. Так и должно быть. Никто ни на кого не в обиде. Росс держался молодцом. Но в боковом зеркале, прежде чем умотать, я мог видеть, как его губы дрожали.

   Я не сказал ему этого, но мне будет не хватать старшего брата.

   МИДНАЙТ

   — ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ —

   — Почему я постоянно думаю о тебе?

   Она наклоняет голову вбок и ласково улыбается. Ее изящные плечи приподнимаются, и губы продолжают оставаться безмолвными.

   Мой вопрос вновь останется без ответа?

   Конечно.

   Она не заговорит со мной, как бы сильно я ни желал этого, как бы ни пытался заставить ее произнести хоть слово.

   Я поднимаю руку и тянусь к ее красивому лицу с утонченными, мягкими чертами. Кончиками пальцев касаюсь ровной, алебастровой кожи. На ее щеках лежит фарфоровый румянец, и это самое милое, что я когда-либо видел в своей долгой жизни. Пухлые, алые губы приподняты в улыбке, сверкающие, бледно-зеленые глаза, обрамленные смолистыми ресницами, робко смотрят на меня.

   Сквозь мое тело проходит волна мурашек, когда я накрываю ладонью ее скулу, большим пальцем касаясь нижней губы. Светловолосый ангел, снизошедший с небес в мои проклятые объятия, нежно трется о мою ладонь и просит о ласке.

   — Я скучаю, Анна, — произношу сдавленным голосом.

   Девушка замирает, опустив ресницы.

   Я осторожно приближаюсь к ней и, прикрыв глаза, невесомо целую в губы. Они бархатистые и горячие, оттого невыносимее становится боль в груди. Я ощущаю прерывистое дыхание Анны и отстраняюсь, чтобы вновь взглянуть на нее. Она прекрасна. Так красива, что это сводит с ума.

   — Ты неожиданно вспыхнула ярчайшей звездой в моей жизни, а затем бесследно и тихо исчезла, погрузив все во тьму.

   Только здесь я могу быть честен с собой. Лишь здесь я способен донести то, о чем не сказал, когда была возможность. Мы не ценим настоящее, думая, что времени навалом, и лучшее ожидает нас впереди. Но время не ждет, стремительно сочится сквозь пальцы, оставляя нас наедине с сожалениями о том, что не сумели воплотить в реальность.

   Это мрачное место, наполнившееся ослепительным, нежно-серебристым сиянием, находится в моем сознании.

   — Однажды мы встретимся, Анна, и я услышу твой голос.

   Я бы хотел оставаться рядом с ней как можно дольше.

   — Я буду ждать этого.

   Я вернусь сюда вновь, чтобы увидеться с ней. Тогда, когда тоска по девушке, ворвавшейся в мою жизнь неудержимым вихрем, обернется адской болью в сердце.

   Моя проблема в том, что я не умею отпускать людей, когда это необходимо сделать. И какой бы жестокой ни была реальность, какие бы муки ни терзали разум и тело, ничто не сломит мою веру.

   Так произошло с моей семьей. Я бы искал их целую вечность, потому что надежда на встречу с ними дарила теплоту и не давала мне чувствовать себя одиноким.

   Так случилось с Анной Гарнер, совершившей самый глупый, бессмысленный, дурацкий поступок за всю историю человечества.

   Я потерял и ее.

   Этот огромный мир вдруг стал несоизмеримым, пустым и холодным.

***