Плохие парни по ваши души. Книга 2 (СИ)

   Секунды невероятных мучений превращаются в нескончаемую пытку. Я пытаюсь вырваться, чтобы оказаться как можно дальше от пожирающего мою плоть огня. Душа мечется в агонии, но внешне я абсолютно неподвижна, словно замурована в бетон. Я мычу сквозь плотно сомкнутые губы, а по щекам струятся горячие слезы.

   Хочу, чтобы это немедленно прекратилось.

   Еще никогда в жизни я не испытывала такой боли. Нечеловеческой и изничтожающей.

   Я не могу ни отвернуться, ни закрыть глаза. Я обращаю молящий взгляд к Ешэ, который пристально смотрит в огонь. Пламя будто плавит и искажает пространство. Мне кажется, что от этих смертельно болезненных ощущений я могу скончаться от сердечного приступа прямо сейчас.

   Но вдруг все прекращается. Я больше не чувствую жара пламени на своей коже. Я с изумлением вижу, как метка исчезает, обращаясь в искры, которые вспыхивают и стремительно угасают. Когда клеймо полностью сходит с моей руки, Ешэ больше не держит ее. Не сумев совладать с онемевшим телом, я плюхаюсь на спину. Огненное кольцо над нами так же меркнет, погружая комнату во мрак.

   Все закончилось?

   Я чувствую себя... собой. И я жива, могу дышать. Сердечный ритм нормализовался, хотя минуту назад оно билось с такой неукротимой яростью, что на мгновение я окончательно потеряла веру в счастливый исход. Все органы функционируют... кажется. Так что я в порядке. Все более чем хорошо.

   Потирая запястье, я больше не нащупываю маленькую, гладкую выпуклость. Так вот что имел в виду Ешэ, говоря, что огонь очистит меня.

   Теперь я свободна.

   Я должна собраться с силами и бежать. Чем раньше, тем лучше.

   Приподнявшись на локтях, я собираюсь поблагодарить мальчика, но замечаю застывшую гримасу внезапного и дикого ужаса на его посиневшем лице. С неописуемым испугом он смотрит вниз, на свои тонкие, дрожащие руки.

   — Ешэ? — вопросительно зову его шепотом, потому что не в состоянии говорить громко.

   Мальчик не отзывается, и я ползу вперед, чтобы дотронуться до него, встряхнуть за плечо. Когда я протягиваю к нему руку, он поднимает безумные глаза, вонзая их в меня, и перехватывает мою кисть, хватаясь так крепко, что я невольно издаю шипящий звук.

   — Ешэ! — я пытаюсь прокричать его имя сквозь хрипы в горле.

   К мальчику подбегают его слуги и что-то надрывно кричат. Я не могу различить слов, потому что не понимаю языка. Они пытаются оттащить Ешэ от меня, но он не отпускает. Я накрываю его окаменевшие пальцы на моей кисти свободной рукой, а после чувствую чьи-то прикосновения на себе. Над головой раздается голос Миднайта, который все это время наблюдал за ритуалом в стороне. Он обхватывает меня за талию, настаивая на том, что нужно уходить.

   Как я могу оставить Ешэ? Ему плохо! Я чувствую его ужасную боль и не знаю, как помочь. Я должна сделать все, что в моих силах, потому что он помог мне, потому что не смогу себя простить, если не попытаюсь.

   В конце концов, он всего лишь ребенок, которому сейчас очень плохо.

   — Черт возьми, Анна! — рычит Миднайт. — Оставь его!

   Свирепость, разгорающаяся во мне безумным пожаром, провоцирует непроизвольный всплеск магических сил. Я кидаю в сторону парня самый ненавистный взгляд из богатого арсенала моих гневных взглядов, которым швыряю блондина в громоздкие двери. Миднайт врезается всем телом, отворяя их, и валится на пол за пределами ритуальной комнаты. Бледно-желтый свет из коридора врывается сюда, падая на покрывшееся испариной лицо Ешэ и открывая моему пульсирующему взору шокирующую картину. Хрупкое туловище мальчика покрыто черными прожилками, поднимающимися выше — к голове. Ветвясь и охватывая все больше места на теле, необъяснимая зараза касается скульптурной шеи и добирается до лица.

   Хватка Ешэ ослабевает, но теперь я цепляюсь за его руку, не желая отпускать.

   — Что это? — в ужасе спрашиваю я и надеюсь услышать ответ, потому что этот ребенок чертовски умен и мудр. Он не может погибнуть вот так глупо. — Не вздумай сделать меня причиной своей смерти, слышишь?!

   Хреновая попытка подбодрить. Я откровенно плоха в таких вещах и не способна быть сентиментальной. Однако, глядя в глаза умирающего ребенка, пожираемого адскими муками, я еле сдерживаюсь, чтобы не зарыдать навзрыд.

   — Тьма, — дыша затрудненно, сипло и часто, произносит он.

   Я наклоняюсь к нему так близко, как позволяет ситуация. Нас по-прежнему пытаются разъединить, и я буквально волочусь за Ешэ.

   — Тьма? — переспрашиваю я.

   Ответу не суждено прозвучать, потому что мальчик умирает.

   До меня доносятся звуки плача его слуг, мгновенно рухнувших на колени в лихорадочных молитвах. Я все еще сжимаю ладонь Ешэ и замечаю, какая она ледяная, лишь тогда, когда Миднайт вновь настигает меня. В этот раз ему удается поставить меня на ноги и отпустить мальчика. Словно предчувствуя, что я начну вырываться, Миднайт образует кольцо вокруг моих плеч и тащит к выходу.