В три года Джо понял, что никогда не будет мачо в достаточной степени, чтобы угодить отцу, заядлому мотогонщику. Когда тот впервые посадил его на специально сконструированный детский мотоцикл, Джо испугался ревущего двигателя, но был вынужден скрывать свой страх и сдерживать слезы. В течение следующих десяти лет отец посвящал бесконечные часы тренировкам сына, чтобы он преуспел в ненавистном ему спорте. Наконец, в тринадцать лет Джо взбунтовался и взял в руки саксофон. «Даже когда я попал в школьный оркестр, отец продолжал презирать саксофон, называя его инструментом для неженок, которые, по его словам, слишком пугливы, чтобы укротить двухколесного железного коня».
У Уилсона была противоположная проблема: его отец, ненавидевший свою работу (он водил грузовик), был полон решимости превратить сына во все, чем не был он сам. Уилсон говорит, что для осуществления мечты отца от него требовалось только убить собственную. «Мой отец всегда хотел, чтобы я занимался чем-то практичным, то есть математикой или естественными науками, чтобы выбиться в люди и стать успешным бизнесменом. Когда я однажды сказал ему, что люблю рисовать и хочу стать архитектором, он усмехнулся: „Откуда ты набрался этих глупостей? У тебя нет таланта. Если не соберешься и не научишься чему-нибудь полезному, кончишь тем, что будешь возить овощи по местному шоссе, дыша моими выхлопными газами, потому что будешь ехать прямо за мной“».
Такой отец создает двойную ловушку, потому что предлагает два варианта, и оба они некорректны. Если Уилсон постарается осуществить свою мечту, то столкнется с опасностью потерять любовь отца. Если же возложит свои творческие устремления на алтарь эго своего отца, то утратит творческий потенциал, который больше всего в себе ценит.
Отсюда драматический конфликт, который объясняет, почему раненый поэт зачастую не хочет подвергать свой талант испытанию. Уилсон, например, начал изучать архитектуру только в тридцать пять лет. Но и теперь, спустя два года после получения диплома, еще не разослал резюме в профильные учреждения. Откладывать дела в долгий ящик — его идеальный способ одновременно бунтовать и не бунтовать, поскольку на самом деле он бросит вызов отцу, только если начнет проектировать здания. Для него это поистине пугающая перспектива, потому что в его ушах звучит недовольный голос отца, который нашептывает ему: «Ты недостаточно хорош, ты никогда не будешь хорош». Это и есть рана вашего поэта, потому что больше всего он боится того, что его Папочка прав и что ему на роду написано потерпеть неудачу на поприще изящных искусств.
Почему для вас так привлекателен поэт, заражающий все вокруг тоской и печалью? Возможно, у вас такое же нежное сердце, как у Красавицы, поэтому вы не можете устоять перед мужчиной, попавшим в беду. Вся ее жизнь — это бесконечная спасательная миссия, поскольку она без колебаний и добровольно жертвует своей жизнью, чтобы спасти несчастного отца. Она в один миг берет на себя заботу радовать печального принца своей мечты и даже проявляет сочувствие к Чудовищу, которое, по ее мнению, радостно предвкушает ее гибель: «Наверно, Чудовище сильно проголодалось, раз оно так радуется появлению своей добычи».
И хотя вы, вероятно, сочли бы очень слабым утешением мысль, что вы помогаете голодному зверю, позволяя ему вас сожрать, вы, возможно, больше похожи на Красавицу, чем вам кажется. Вспомните случаи, когда вы позволяли мужчинам, которых любили, причинять вам боль, а потом оправдывали их подлость. Может быть, вы до сих пор вините себя за разрыв последних отношений, думая, что если бы вы были более привлекательной, более страстной в постели или полезной для вашего парня, то он все еще был бы с вами? Если вы полагаете, что от вас зависит, будет ли ваш избранник счастливым, или чувствуете вину, когда вам не удается решить его проблемы, спросите себя, почему вы так охотно берете на себя ответственность за избавление мужчины от его невзгод.
В течение многих лет Мерри[4]
верила, что она такая же веселая и жизнерадостная, как и ее имя, хотя ее улыбка скрывала много печали, даже депрессии. «Я всякий раз так спешила на помощь Ларри, когда ему отказывали в роли в кино или он не мог встать с постели, чтобы пойти на очередное прослушивание, что у меня просто не оставалось времени внимательно посмотреть на себя и признать, что я ощущала себя опустошенной и несчастной».