Плохие парни (сборник)

Выплеснув остатки бензина на громоздкую стереосистему, которая была чуть ли не с него самого ростом, Поли швырнул емкость за кассовый аппарат и полез в карман за спичками. Спички он предпочитал деревянные. Они хоть что-то весят, а то бумажную далеко не бросишь.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Поли потеребил свои причиндалы. Эта часть спектакля всегда распаляла его.

Он осмотрелся в просторном помещении, в точности зная, откуда начать и как продолжить, но, прежде чем зажечь первую спичку, потянулся к наушникам перенастроить радио. Его станция передавала сейчас коммерческую рекламу, а ему в такие минуты была необходима музыка. Правда, в такое время суток все рок-станции передавали сплошную муру вроде тяжелого металла; или это, или этот маленький пидер Фил Коллинз. Но когда он уже был готов смириться с неизбежным и довольствоваться вальсом Штрауса, который передавала станция классической музыки, ему удалось поймать песенку Ронетти «Будь моей, крошка». Он тут же представил себе трех девах в платьях в обтяжку и с целыми башнями волос на голове. Да, парень...

Чиркнув первой спичкой, он уставился на крошечный язычок пламени и запел вместе с солистом:

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

Он бросил спичку в шелковый гобелен на стене. Раздался хлопок, на мгновение заглушивший голос Ронетти. И вот уже вспыхнула вся стена, и языки пламени принялись лизать потолок.

Он бросил другую спичку в стену напротив, и пламя пошло по всему помещению, теперь загорелись уже оконные шторы.

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

Он пустился в пляс.

Приплясывая, Поли помчался на чердак и, не заходя туда, принялся забрасывать его спичками, пока все чердачное помещение не начало походить на геенну огненную.

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

Поли потеребил себя. У него уже капало с конца.

Вернувшись на первый этаж, он обошел по периметру все помещение, разбрасывая вокруг себя спички и принявшись уже петь в полный голос. У него перед глазами плясало пламя.

В конце концов, уже идя к выходу, он остановился, окинул взглядом дело рук своих, напоминая сейчас дирижера, зависшего над оркестром. Все было просто неописуемо.

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

– Какого х...

Музыка внезапно оборвалась, потому что с головы у него сорвали наушники. Теперь он слышал ничем отныне не заглушаемые рев, и треск, и шипение пламени. Комната поплыла у него перед глазами, ноги оторвались от пола, он оказался при жат к стене, рубашка глубоко врезалась ему под мышки.

Тоцци глядел на него в упор. Упираясь кулаками ему в грудь... он прижал недомерка к стене. Ему давно хотелось подвесить кого-нибудь так, да непременно чтобы ноги не доставали до земли. Торторелла как раз годился для этого.

– Где Гунн? – заорал Тоцци. – И как его настоящее имя?

Торторелла заерзал, пытаясь вырваться.

– Еще раз спрашиваю! – рявкнул Тоцци. – А не скажешь, я швырну тебя в пламя и запру дверь.

Вылезшими на лоб глазами Торторелла уставился на массивную стальную дверь.

Тоцци не хотелось предоставлять Торторелле слишком много времени на размышления, поэтому он придвинул его поближе к огню, показывая, что шутить не намеревается и что выполнить угрозу большого труда ему не составит.

– Хочешь, ублюдок, заживо сгореть? Нет? Тогда отвечай: кто такой Гунн?

– Стив... Стиви...

Пробормотав имя, Торторелла продолжил судорожные попытки освободиться.

– А фамилия?

– Не знаю! Клянусь!

Сейчас он был похож не на маленького мужлана, а на клоуна. И для клоуна его рост был в самый раз.

Тоцци швырнул его, как куль с мукой, ножки Тортореллы мелькнули в языках пламени. Дым застилал помещение, переполнял легкие. Тоцци надеялся, что сумеет продержаться хоть чуть дольше, чем Торторелла.

– Фамилия?

Он поднял Тортореллу в воздух и швырнул еще раз.

– Пагано, – пролепетал недомерок.

А потом повторил еще дважды и громче, лишь бы утихомирить этого безумца.

– Где он? – заорал Тоцци. – Где мне его найти?

И вдруг в комнате что-то взорвалось, пол пошел ходуном, и Тоцци потерял равновесие. Хитрый недомерок первым поднялся на ноги и двинул Тоцци по яйцам.

Тоцци скрючился. Пагано, повторял он себе, пытаясь совладать с невыносимой болью. Кашляя, он распрямился. Стив Пагано. Теперь ему этого не забыть.

Он увидел, как Торторелла выскочил из задней двери, и, шатаясь и дыша в рукав, поплелся за ним. Он все еще кашлял.

Ночной воздух окатил его словно холодный душ. Он отчаянно закашлялся и никак не мог восстановить дыхание. Единственное, чего жаждало сейчас его тело, – это избавиться от набившегося в легкие дыма. Он услышал, как заводят мотор, и увидел изящный силуэт отъезжающего во тьму «кадиллака».

Но тут заскрежетали тормоза, и машина пошла задним ходом. Причем на скорости. Фары наезжали на него. Торторелла решил его прикончить.

Тоцци успел броситься в какой-то тупик. Он рухнул на кучу мусора, как раз когда «кадиллак» задом врезался во что-то твердое. Грохот оглушил Тоцци. Он почувствовал, как все вокруг него задрожало.