Плохие привычки

Прямо перед собой я увидел очень уж знакомый геометрический рисунок — вписанный в красный круг зеленый ромб (или бубна? хотя нет — бубна зеленой не бывает!), пронзенный чем-то вроде золотой стрелы. И тут искры посыпались вновь. Только на этот раз причиной их была не боль, а память, выбросившая в меня, видимо, из-за обиды за столь неуважительное отношение к собственной голове, широкоформатное и полнометражное воспоминание сна про меня, Грега и королевского дога.

Я полностью окунулся в атмосферу того видения, вся его информация заплясала в нейронах головного мозга, тут и там находя большие и мелкие подтверждения, совпадения и подсказки и убеждая меня в том, что природа увиденного дней десять назад сна непростая. Вещая природа.

Желание курить, испуганно пискнув, исчезло в свою преисподнюю, ибо снова пришел ставший уже привычным катарсис. Посмотрел на свою руку — волосы стояли по стойке смирно, а меж ними бегали крупные, размером с горох, мурашки. Тенью на шум падения приплелся Джин и принялся вылизывать мою руку со вздыбленными волосами.

Я наказал коту бдительно охранять территорию и погладил, прощаясь. Нужно было отправляться на Пасечников, собирать вещи. Подключать к этому транспорт смысла не было — тут пешком минут 10–15.

Когда я уже подходил к старой квартире, произошла очередная неожиданность. Навстречу мне, широко улыбаясь и еще более широко распахнув объятия, шел Шлямбур. Если точно так же меня хотел бы обнять какой-нибудь ароматный бомжик, то я бы перекосился меньше.

Да, только этого мне и не хватало — фамильярностей от опального и всеми разыскиваемого программиста. Но, оказывается, судьба решила, будто не хватает мне на самом деле другого — острых ощущений. Потому что, театрально закатив глаза, Шлямбур почти пропел:

— Ну, здраве будь, боярин Крашанок!..

ГЛАВА 57 Теория и практика

Практика без теории ценнее, чем теория без практики.

Марк Фабий Квинтилиан

Обниматься я не полез, а лишь крепко пожал Шлямбуру руку. И тряс ее, пока слова из его приветствия не уместились в моей черепной коробке и из них не начали ветвиться всякие, в том числе и не очень хорошие, логические выводы и следствия.

Шлепковский хотел было что-то сказать, но я его прервал и потащил через площадь в парк — вести домой такого гостя не хотелось. Мы уселись на лавку и уставились на пыльные елки, он — с ожиданием моих объяснений, а я — с ожиданием хоть какой-никакой завалящей синестезии и мазохистским намерением начать щипать свой левый окорочок.

Щипать не пришлось — сработало и так! Синестезия стала приходить ко мне в голову без стука, словно к себе домой, это смущало и настораживало. Я перестал остро чувствовать границу перехода… Может, это опасно? Тут же мелькнула паническая мысль: а если я случайно поймаю флюиды либо мысли какого-нибудь маньяка-убийцы — это заразно? Мой родной склад ума начнет переукладываться в чужеродный, и я стану таким же маньяком?

Рефлекторно я отодвинулся от Шлепковского, мне совершенно не хотелось на него походить. Не потому, что он маньяк — просто Шлямбур мне никогда не нравился. К сожалению, вместе с испугом внутри проснулся и какой-то философ-моралист, обрушивший на меня целую лавину вопросов, касавшихся этого странного дара и ответственности за него.

Все прежние приступы синестезии из рваных пазлов сложились в полноценное полотно. Передо мной предстал не жалкий мазок неизвестной кисти, а вся масштабная панорама. Хотя, что касается авторства, то оно по-прежнему было скрыто. Были ли эти великолепие и дикость плодом Всевышнего, или это были происки вездесущего Сатаны? Была ли это странная шутка природы, уникальная случайная мутация, или это был очередной пик эволюции, и данные изменения вскоре коснутся всего рода человеческого?

Хотя кто и зачем это затеял — вопрос вторичный. Вопрос номер один был прост, словно сорок восемь рублей одной купюрой — как с этим жить дальше? Готов ли я, прикоснувшись к руке любимой девушки, узнать то, что она скрывает даже от себя самой?

Скорее всего, будет довольно трудно контролировать подобные озарения. Это ведь как с историей про белых обезьян, о которых не думать невозможно. Слишком стремительное и никем и ничем не сдерживаемое проникновение в интимную жизнь других людей может принести жуткие разочарования и просто подорвать психику.

Ведь все мы живем какими-то своими иллюзиями. И влюбляясь в девушку с первого взгляда, вы разлюбите ее со второго, ибо проникните в ее мысли. А они в любом случае не будут совпадать с тем, что заставило вас испытать чувство любви.