Плохие слова

С Пуховым завязались деловые контакты, Потапов, по словам убитой горем жены, сошел с ума, купил землю под Суздалем и там, без газет-радио-телевидения, разводит кроликов, Пирогов по-прежнему заикался, Трегубов в свое время пересекался с боссом Андреем Михайловичем и рассказал о нем пару забавных историй, Харламович собирался встречать Новый год на Останкинской телебашне, Ханна Вельяминовна от полноты чувств выдала Диме секретный рецепт приготовления куриного холодца с грибами, Фурманцев, давясь от смеха, рассказал свежий анекдот, как будто последний раз видел Диму шесть дней, а не шесть лет тому назад, Эдуард Викентьевич был, как всегда, очаровательно похабен, Юрьева защитила кандидатскую диссертацию о докириллической письменности венгерских славян, Юра Суслов охотился летом, на крокодилов и те чуть не отгрызли ему ногу, Яшка Пильнер рекламировал на телевидении женские прокладки, а исстрадавшийся под бременем однофамильства Гриша Явлинский всерьез собирался основать политическую партию и назвать ее либо «Конопля», либо «Тыква».

В азарте Дима почти забыл про свое бедственное положение, про гнусных Звонаревых, Прустами и Джойсами обольщающих наивных девушек, про Пашу и Фому.

На часах звякнуло без четверти двенадцать. Имена кончились, звонить больше было некому.

— Ну и ладно, — с легким сердцем сказал Дима. — Зато будет что вспомнить!

И налил рюмку водки.

Но — нет, не все еще сделано! Оставался кто-то, не охваченный его многоводным настойчивым поздравлением. Но кто? Телефонная книжечка, заведенная в пятом классе и пополняемая все это время, была перелистана и перенабрана телефонными кнопками полностью. Кто же?

Гога!

Гога Зырин! Вернейший и ближайший детсадовский друг, оказавшийся в один страшно далекий день самым главным для Димы человеком!

«В какой день?» — спросите вы.

О, это совсем особая история! Впрочем, многие из вас о ней слышали.

Да-да, это тот самый Гога Зырин! Как можно было о нем забыть?! Но какой у него номер? В блокноте его нет, к пятому классу Гога был уже далеко, и про него ничего не было известно. Двести шестьдесят четыре — восемнадцать — тридцать один? Или нет — двести шестьдесят девять — восемнадцать — тридцать один?

Точно.

Дима глубоко вздохнул и набрал безошибочно всплывший в памяти номер.

Гудок, второй. Третий. Пятый. Ну, что?

— Алло…

— Здравствуйте. — Дима почувствовал, как мгновенно высохло горло. — Будьте любезны, Гогу Зырина.

В трубке молчали.

— Я вас слушаю. Хотя, признаться, меня так… уже давно… Кто это говорит?!

Дима набрал воздуха.

— Гога, это Дима Скворцов. Помнишь такого?

Снова тишина, только электрические шорохи в трубке.

— Дима? Как ты меня нашел? Я ведь не жил здесь лет двадцать.

— Ну… вот так…

Разговор не клеился. Этот хриплый, надтреснутый голос, эти тусклые, безвольные интонации — Гога Зырин, отважный Гога Зырин, чингачгук и мушкетер, бросивший в свое время вызов целому миру родителей и воспитателей. Неужели что-то произошло? Похоже что да — целая жизнь, или ее половина, или треть, или четверть — каждому свое.

— Я тебе как-то звонил, — малодушно соврал Дима.

— Здесь моя тетка жила, — усмехнулся Гога. — А я так, наездами бывал.

— На чем ездишь? — отчаянно цепляясь за ускользающую нить разговора, спросил Дима.

— Ни на чем, Дим. У меня ведь это… ног нет…

Дима помертвел. Вот оно что. Теперь все ясно.

— Гога… как же так случилось?

— Ой, Дим, это уже давно случилось. Я на войне был…

— И что… сейчас?

— Сейчас все нормально. Ходить могу. Есть хорошие протезы от Совета ветеранов. Предлагали, кстати, и машину за полцены, инвалидку, но я не взял. Зачем мне инвалидка?

— А вообще что делаешь? — спросил Дима, готовый в следующую секунду откусить себе язык, чтобы вернуть обратно несуразный вопрос.

— Ты знаешь, пьесу пишу! — оживился Гога. — У меня уже поставлены две работы в Пермском областном театре, скоро будет еще один спектакль в Севастополе. Теперь вот работаю для Театра современной драмы, но это уже дома, в Москве.

— Гога! — радостно ахнул Дима. — Ты пишешь пьесу?! Вот это круто! Класс! Ты молодец!

— Да ладно тебе…

— Нет, правда. Я просто уверен, что это будет… это будет великая пьеса! Ты всегда был самым сильным из нас, Гога! Тебе все нипочем!

— Ой, Димон, ну хватит уже.

— Гога! Я обязательно, слышишь, обязательно приду на премьеру! Я тебя со своей девушкой познакомлю! Она знаешь какая…

— Погоди, Дима, до премьеры еще далеко. В театре народец капризный. Все на понтах, с наворотами, от каждого за версту разит Немировичем.

— Плюнь на них, иди к другим! В Москве сто театров, не меньше! Гога! Запомни одно: ты — это ты! У тебя все получится! Если не сегодня, значит, завтра! Если не завтра, значит, послезавтра! Понимаешь? Иначе и быть не может. Ведь ты — Гога Зырин!

Гога снова надолго замолчал.

— Ладно, Димон! — Голос его стал другим, как будто невидимый рычажок подняли на пол-октавы. — С Новым годом тебя! Спасибо, что позвонил. Я у тебя-то не спросил, как дела. Хотя вижу, что все нормально. Подробности, как говорится, при встрече. Я теперь на месте. Звони, заезжай.

— Обязательно, Гога!