Плохие слова

В классе снова повисла тишина. Егор Анисов барабанил пальцами по столу. Банкир Слива посмотрел в окно. Шелестели бумаги.

— Вот, с-смотрите, — произнес, наконец, фондовый спекулянт Шерингарц. — Динамика сбыта за последние д-десять лет показывает факт некоторой сезонности. Четвертая, пятая и шестая с-страницы. Есть основания предполагать, что в ближайшие несколько м-месяцев продажи если и п-продолжат падение, то незначительно. Не исключено даже, что на некоторое время стабилизируются. Это з-значит, что прямо сейчас мы можем уволить не так уж много н-народу. П-примерно процентов пятнадцать. И немного сократить зарплату остальным. А з-за это время попытаться осуществить модернизацию производства и поискать инвестора…

В профсоюзном классе царило уныние.

— Я бы при таком раскладе быстренько продал лавку! — энергично расхаживал между столами торговый директор Леня. — Пока не все болячки вылезли наружу, эта контора хоть чего-то стоит. Главное, успеть до годового собрания акционеров. И свалить с деньгами, например в Мексику. А работяги пусть сами устраиваются как хотят.

— Ленечка, мы с тобой по другую сторону баррикады, — напомнила Вика Плюшкина. — Нам об этих работягах нужно позаботиться. Нам нужно что-то придумать, чтобы они остались на работе. А мы соответственно поехали в Америку. Ты ведь хочешь в Америку, Леня? За счет дяди Сэма.

— За счет дяди Сэма хочу, — проворчал Леня. — А так мне там делать нечего.

Вика Плюшкина перевела взгляд на Эдика.

— Эдик! Ты почему такой вялый?

— Я еще не очень вялый, — промычал в ответ Эдик. — В пять утра сегодня лег.

Вика вопросительно прищурилась.

— Друг права получил, обмывали…

— Эдик, ты что, дурак? На один день не мог отложить?

— Я вообще-то не собирался. Само получилось.

Нефтяник Василий Головко молча листал бумаги и морщил лоб. Уши его при этом шевелились.

— Суки! — снова выругался Эдик. — Жирные американские гондоны! Кто обманет друга, тот поедет учиться к нам в буржуинство. Тьфу!

— Это справедливо, Эдик, что ты в профсоюз попал, — сдержанно заметил нефтяник Головко. — Классовое чутье у тебя хорошее. Настоящее.

Леня Голубев судорожно хихикнул.

— И рожа у него сейчас очень пролетарская. Гы! После вчерашнего.

— Вы что, все здесь дураки? — закричала Вика Плюшкина. — Василий! Хоть вы что-нибудь разумное скажите!

— Разумное? — повторил Головко. — Разумного, мужики, я вам вот что скажу. Придумывать первый ход должны в общем-то они. А не мы. Нам для начала достаточно заявить, что мы не согласны с сокращениями, и стоять на своем. Нужно проявить твердость и сказать «но пасаран». А там видно будет.

Головко единственный из профсоюзных лидеров зубрил в своем институте «Капитал» Карла Маркса, историю КПСС и прочие общественно полезные дисциплины. Остальные были моложе и учились уже без идейной платформы.

— Вот это, между прочим, очень разумно! — встрепенулся Эдик. — Нужно сделать перформанс! Нестандартный ход. Например, устроить демонстрацию! Они придут нас увольнять, а мы им — бамс! — по морде и на баррикады!

— Ага! А тебе — бамс! — и два балла! — съязвила Вика Плюшкина. — А победу присудят другим! Вот это будет перформанс!

Леня Голубев быстро отгрыз ноготь указательного пальца и плюнул на пол.

— Погоди! Эдик дело говорит! Нужно как следует дать им по морде! Вывести их из равновесия! Понимаешь?

— Разве так можно? — засомневалась Вика.

— Конечно! — воскликнул Эдик. — Мы же пролетариат! Какой с нас спрос? Булыжник — наше оружие! Нужно задать тон! Сыграть по нашим правилам!..

За сорок минут администрации удалось подготовить взвешенный план реформ. План назывался «Спасение жизни», и среди прочих мер содержал болезненные, но жизненно необходимые кадровые решения.

Выйдя из своего класса, директора увидели профсоюз, тесно сидящий за передним столом.

— Господа, — обратилась к Грибову Оля Ситникова. — Мы готовы представить меры по оздоровлению компании.

«Юрик все придумал, а она, пролаза, будет представлять», — неприязненно подумалось банкиру Сливе.

Банкир Слива вырос в простой семье и не любил слишком активных женщин.

— К партнерам, пожалуйста, к партнерам, — перенаправил Олю Грибов и прошелся по ее фигуре доброжелательным взглядом.

Оля процокала каблучками в сторону партнеров.

«Сколько же в ней росту? — прикинул банкир Слива. — Метр семьдесят пять, не меньше. И еще каблуки…»

— Господа, — обратилась Оля к профсоюзу. — Мы готовы представить план спасения компании. Надеюсь, что вместе нам удастся…

В этот момент члены профсоюзной команды повскакивали с мест и слаженно заорали:

— Увольнениям — нет! Увольнениям — нет! Увольнениям — нет!

Оля отпрянула.

Эдик Каспарян развернул над головой склеенный из листов бумаги плакат.

HANDS OFF OUR JOBS!!! — было написано на плакате.

Американец громко засмеялся и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Ра-бо-тать!!! Ра-бо-тать!!! — принялись громко скандировать демонстранты.

— Вы что, с ума посходили? — Оля Ситникова распахнула синие глаза.

Совет директоров вопросительно уставился на кафедру.

Американец откровенно веселился.

Грибов развел руками.