Плохие сны (СИ)

Балерина послушно выполнила приказ. Она стояла, опустив голову: позвонки выпирают, задница туго обтянута белой мерцающей тканью. Кайло захватил ее пальцами и потянул на себя, проверяя, не порвётся ли, но ткань растягивалась легко, и Рен просто стащил ее вместе с бельем, оголяя кожу балерины.

— Ты причинила столько хлопот, — сообщил ей Рен, поглаживая ее бедро. — Я все еще вне себя.

Его рука переместилась к ней на задницу. Кайло провел пальцем по ложбинке между ягодиц и остановил его возле рефлекторно сжавшегося анального отверстия.

— Расслабься, — сказал Кайло. — Иначе сделаешь только хуже.

Он прижался головкой к узкому входу и принялся медленно по сантиметру втискиваться внутрь. Ощущения сводили его с ума, он знал, что долго так не продержится и, погрузившись в ее узкую задницу до основания, Кайло резко вышел, а потом вновь вогнал в нее член, глубоко, с влажным шлепком. Балерина вздрогнула. Должно быть это больно, и эта мысль понравилась Кайло. Он принялся двигаться, не жалея ее, намеренно резко, сжимая ее бедра до синяков. Он увидел кровь на члене, когда очередной раз вышел из нее, намереваясь с размаха засадить ей на полную длину, и это только порадовало его.

Балерина не издавала ни звука, и одной рукой он обхватил ее горло и потянул к себе. Рей прогнулась в спине, а он приблизил свои губы к ее уху и спросил:

— Тебе больно?

— Да, — выдавила серв.

— Прекрасно, — Кайло горячо выдохнул ей в ухо и продолжил вбиваться в нее сзади, быстро и беспорядочно, думая лишь о своем приближающемся удовольствии.

В конце концов, он даст ей чёртову бакту, от синяков и трещин не останется к вечеру и следа. Не на что жаловаться.

***

Часы показывали семь вечера. Рей стояла на своем месте, неподвижная и погруженная в свои мысли. Ей хотелось перестать дышать — запах бакты, не такой уж и противный, когда ее было немного, но становящийся тошнотворным, если нюхать его постоянно, пропитывал все вокруг. Бакта тонкой пленкой засохла на ее коже, хлюпала внутри. Рей отстраненно размышляла, позволит ли Рен ей вымыться. Или, возможно, на грязную балерину у него не встанет, и в ее интересах посещать ванную как можно реже?

Рен сам смазал ее бактой. Велел раздеться и методично промазал каждый оставленный им синяк и каждую ссадину. Он долго примеривался к шее, будто не знал, хочет ли убрать синяки или завершить начатое, а с шеи перешел к груди, хотя там ни единого синяка не было, накрыл ее своими огромными ладонями и массировал, явно наслаждаясь процессом. Он гладил блестящими от бакты пальцами ее живот, а потом опустил руку ниже, наблюдая за лицом Рей.

Рей вздрогнула. Она могла бы сдержаться, запросто, потому что сейчас все эти ощущения были такими далекими — как луна, как другая галактика — но уже поняла, что Рену нравится думать, будто бы он вырывает из нее эмоции. И она вздрогнула. Он поглаживал ее между ног, его влажные пальцы скользили по ее складкам, пока сам Рен впивался в лицо Рей испытующим взглядом, ловя каждое малозаметное проявление ее страха или отвращения. И Рей была бы рада показать ему, насколько он ей отвратителен, если бы не холод, который распространял по ее венам имплант.

Рен приказал ей наклониться вперед, и Рей издала тихий стон — ей действительно было неприятно, когда почувствовала его палец, медленно протискивающийся в ее анус, но почти не больно. И Рен сказал:

— Тише. Украшения не издают звуков.

И Рей замолчала.

Он щедро смазал ее изнутри, и в какой-то момент Рей начало казаться, что он сейчас снова ее трахнет, воспользовавшись бактой, как смазкой: его движения стали весьма настойчивыми, он просунул несколько пальцев в ее саднящую вагину, ритмично двигая ими и продолжая наблюдать. Рей зажмурилась и прикусила губу: что-то слабо отозвалось в ней, настолько слабо, что она сама не знала, это ли были ее нервные окончания или, может быть, рефлекторное желание изгнать из себя посторонний предмет.

А потом он сидел, бездумно смотрел телек — новости, какие-то познавательные программы — поглаживая ее по ноге, все еще влажной, пока Рей стояла рядом. Потом, наконец, Рен выключил телевизор и сказал:

— Дела сами себя не сделают, — и, обращаясь к Рей, добавил:

— Можешь одеться. Оставайся тут.

В дверях, он обернулся и сказал:

— Увидимся вечером.

И вот, вечер наступил. Рей, изломанная внутри, но новенькая, как только что с конвейера, снаружи — в состоянии настороженного ожидания. Она прислушивалась к звукам: приглушенная музыка, шорох открываемой двери — и музыка становится громче. Шаги, легкий скрип на лестнице — точно, Рен идет сюда.

Кожа у Рей покрылась мурашками, но Рей продолжила смотреть прямо перед собой, неподвижно возвышаясь посреди гостиной. Хозяин показался в дверях и вперился в Рей тяжелым, изучающим взглядом.

— В мой кабинет. Быстро, — приказал Рен. От него несло алкоголем, а повернувшись, чтобы уйти, он пошатнулся и грязно выругался. Рей последовала за ним, выдерживая настолько большую дистанцию, насколько было возможно, чтобы он не опомнился и не вернулся, чтобы поторопить ее.