Плохо быть богатой

Они жили на пятом этаже старого дома без лифта на Бликер-стрит. Эдвине и в голову не приходило, в какой жалкой конурке проходит ее детство, а если бы вдруг пришло, она не обратила бы на это внимания. Пусть дом их считали грязной развалиной, зато на кухне была вода, комнатки всегда были чисто убраны, а обстановка и вовсе казалась пристойной — куда лучше, чем заслуживало жилье. Пол в комнатах покрывал рыжий линолеум, по обеим сторонам обваливающегося камина стояли кадки с рододендронами, водруженные на подставки. Старенькую мебель облагораживали яркие индейские покрывала, а гипсовую статуэтку мадам Помпадур, выкрашенную в серебристо-серый цвет, венчала соломенная шляпа. На каждый светильник был наброшен абажур из розового шелка, и приглушенный свет скрывал трещины на стенах и следы тараканьих перемещений. Тихие звуки цитры и острый, пикантный запах благовоний превращали эту норку в надежное укрытие от городской скверны.

Нужно признать, что дядюшка Эл и дядюшка Джо девочке нравились — впервые за долгие месяцы обивания чужих порогов. Она была еще слишком мала, чтобы понять: нормальные мужчины не живут вместе, не обнимаются и не целуются, как это случалось с Элом и Джо. Но все прочее, что скрывалось за этим, было скрыто и от глаз девочки.

Они счастливо прожили вместе около двух лет чуть ли не на второй день их совместной жизни Эдвина отбросила странноватое обращение „дядюшка" и стала называть Эла и Джо по именам. Так они и жили: два любящих брата со своей младшей сестренкой. Именно Джо, дизайнер-модельер в каком-то маленьком экспериментальном театре, помог ей впервые сшить туалеты для ее кукол. В обязанности же более серьезного Эла, фотографа, входили заботы о том, чтобы девочка не пропускала школу. Он же встречал ее после занятий. Но самое главное — Эл и Джо внесли в ее жизнь элемент стабильности, заботились о ней и щедро делились с девочкой теплом своих сердец. Первое время Эдвина еще рыдала по ночам, вспоминая мать, но постепенно эту боль вытеснило смутное ощущение своей собственной семьи.

Однако все хорошее когда-нибудь кончается. Или прерывается на некоторое время. Один из соседей снизу — толстый, злобный человек, возненавидевший Эла и Джо, — не поленился позвонить в службу социальной опеки и донести на них.

Почти немедленно в квартире на Бликер-стрит возникла сотрудница этой службы: строгая и хмурая, затянутая в нарочито грубый, мужского покроя костюм. Она окинула взглядом обитателей квартирки и, скорчив кислую мину, строго отчитала „дядюшек" А после недолгой, но жестокой схватки с ними, когда каждый старался перетянуть девочку к себе, победоносно увела Эдвину с собой. По дороге к городскому приюту сотрудница нудно поучала Эдвину, объясняя, что хорошенькой девочке следует получить „достойное" и „нормальное" воспитание и что она подберет для нее приличный дом.

Эдвина плакала и твердила, что не хочет в „приличный дом", а хочет обратно, к Джо и Элу. Но мадам только снисходительно и загадочно улыбалась, заметив, между прочим, что девочка „еще будет ей благодарна"

Эдвине тогда исполнилось только девять лет.

Бездетная семья, в которую ее определили, жила в отдаленных закоулках Бронкса. Пара была очень молодая, яркая и преданная друг другу до гробовой доски.

— Мы будем звать тебя Ванесса, — сказала ей женщина. — У нас когда-то… Ну да ладно, неважно. — Она сверкнула белозубой улыбкой и откинула назад копну прямых светлых волос. — Ванесса… Ну-ка, повтори! А меня называй мамой.

Эдвина смотрела и слушала, а в голове колотилась одна мысль: только бы выбраться отсюда любым путем!

Тремя днями позже ей представилась такая возможность. Как-то среди ночи она тайком скользнула в спальню хозяев и, стянув двадцатидолларовую бумажку, в пять часов утра предстала пред изумленными очами Эла и Джо.

„Дядюшки" оценили ситуацию в одно мгновение. Эл, подхватив девочку, отправился в плохонькую гостиницу в отдаленном конце города, а Джо остался дома — изображать оскорбленное достоинство перед работниками службы опеки, как только те нагрянут к ним в дом.

Менее чем через неделю они сняли себе другую квартиру в совершенно другом месте, не оставив на прежней и адреса и забрав с собой все семейные реликвии: подставки, статуэтку мадам де Помпадур, теперь уже пронзительно-зеленую, как летний день, и все индейские покрывала.

Они прожили мирно и счастливо еще три года, и все это время Эл и Джо посвятили Эдвине, прививая ей понятие стиля и совершенно безудержно ее обожая. Они одевали ее, как принцессу, брали с собой на вернисажи и в театры и даже вместе ездили летом на курорт в Пайнс, где ее сразу же окрестили „принцессой сезона".

Потом, когда съемки для модных журналов принесли Элу известность и деньги, Джо вдруг потерял голову, влюбившись в одного из смазливых манекенщиков из тех, кого снимал Эл, и исчез вместе с ним. Несколько месяцев Эл не мог оправиться от удара и, чтобы не дать тоске сгубить себя окончательно, с головой ушел в работу.