Плохо нарисованная курица

Пан доктор поставил Иванека за белый щиток, который называется «рентген», заглянул к нему в животик, и знаете, что он там увидел? Он увидел там все проглоченные слова, но в таком беспорядке, что не мог удержаться от смеха. Например, он прочел: «В кормушке рос большой парк, в том парке фонтаны склевали все скворечники, а красные скамейки там летали и садились на цветы, как бабочки…»

Пан доктор долго смеялся, а потом сказал:

— Ничего не поделаешь, Иванек, нужна операция, так это оставлять нельзя.

Иванеку сделали операцию. Все слова у него из животика вынули, поставили их на свои места в книжке, и книжка эта о птицах, бабочках и парке опять наполнилась птичьим щебетаньем, фонтанами и красными скамейками, как и прежде. Да и Иванек уже не был похож на большой надувной мяч. С той поры он уже никаких слов не глотал, даже если это были такие прекрасные слова, как «каштаны», «цветы» и «бабочки».

Сороконожка, ботинки и украденный парк

Парк в нашей жизни совсем не мелочь, парк — это парк. Не будь парков, птицам в городах негде было бы жить, детям — негде играть, мамам — негде катать коляски с малышами. Парков всегда не хватает. Парк штука ценная, и неудивительно поэтому, что в каждом парке есть сторож.

Жил-был один такой сторож парка, он курил трубку, ходил с палкой, все лето разгуливал по дорожкам туда и обратно и следил, чтобы дети не бегали по газонам.

А дети говорили:

— Этот сторож нас нисколько не любит, все время так и смотрит за нами. Хоть бы отошел куда-нибудь на минутку.

Однако сторож находился в парке с утра до вечера. И лишь осенью, когда дождь льет как из ведра и в парк уже никто не ходит, он убирал опавшие листья, уносил красные скамейки, укутывал пионы, чтобы они не померзли, и отправлялся домой.

И вот идет он так однажды и встречает кассиршу из кинотеатра.

— Вот, — говорит сторож, — иду спать. Теперь уже с парком ничего случиться не может. Ну кто украдет дорожки и газоны? Осень, в это время в парк уже никто не пойдет.

— На вашем месте я бы так спокойно себя не чувствовала, — говорит пани кассирша, — кто знает, всякое может случиться.

И пошла к себе в кассу.

Рядом с парком и кинотеатром находилась школа, и в ту школу ходило много детей. Прибегут, переобуются в домашние тапочки, а ботинки оставят в раздевалке. Нельзя сказать, что в раздевалке царил порядок. Валялось там по крайней мере пар сто грязных, в песке ботинок. И поскольку о порядке в раздевалке дети не заботились, там хозяйничали сороконожки. Им беспорядок нисколько не мешал.

И вот, стало быть, гуляет по раздевалке одна старая сороконожка и рассуждает вслух:

— На улице грязно, становится все холоднее и холоднее. Если мне захочется выйти куда-нибудь, гулять будет неприятно. У меня сорок ног и ни одной пары обуви, а ходить по дождю босиком врачи не рекомендуют. Будь у меня ботинки, я бы пошла в парк. Говорят, там красивые красные скамейки, надо бы хоть раз на них взглянуть.

Рассуждает это она таким образом, и вдруг ее осенило: а что, если договориться с ботинками?

— Не хотите ли прогуляться куда-нибудь? — спрашивает она их. — До конца занятий мы успеем вернуться.

Дважды повторять ботинкам не пришлось. «Вместо того, чтобы тут валяться, можно сходить в кино или в музей, где выставлены первые в мире ботинки», — решили они и сказали сороконожке, что не возражают против небольшой прогулки. Сороконожка, мол, обуется, и они пойдут вместе.

Но стоило им выйти на улицу, и дождь полил как из ведра. Кое-кому из ботинок идти расхотелось, они стали выкрикивать:

— Чего ради мы будем шлепать под дождем!

Но сороконожка сказала:

— А ну, тихо! Я и слушать не хочу! От нескольких капель дождя ничего с вами не станет. Впрочем, мы можем пойти в парк и спрятаться там под скамейками.

Ботинки стали смеяться:

— Чокнулась наша сороконожка! Где это видано — прятаться под скамейки. Сразу ясно, что скамейку она в жизни не видела. Пошли в кино или музей!

Но сороконожка рассвирепела и закричала:

— С каких это пор ботинки командуют, куда надо идти? Я хочу в парк! И точка!

И они все пошли в парк.

В парке голо и пусто, дождь течет сороконожке за шиворот. Огляделась она и думает: «Где же красные скамейки? Нет тут ничего, только несколько дурацких дорожек да песок, который липнет к ботинкам».

И действительно: идет она по дорожке, а песок с каждым шагом прилипает к ботинкам, чем дальше, тем все больше и больше.

— Да что же это такое! — кричат ботинки. — К нам прилипли все дорожки! Пойдемте отсюда, пока не унесли на себе весь парк!

Но сороконожка упряма, она хочет видеть красные скамейки и поэтому бродит по парку вдоль и поперек, бродит до тех пор, пока к ботинкам не прилип парк целиком со всеми дорожками, газонами, пионами, укутанными на зиму, и эстрадой-раковиной для музыкантов.

«Ничего себе дела! — думает про себя сороконожка. — Парка больше нет, весь он у меня на ботинках, как только кто-нибудь это заметит, плохо мне будет».

И бросилась из парка.