Плохо нарисованная курица

И девочка с Франтишеком бегут в огромную оранжерею, где полно цветов.

Там и красные, и желтые, и синие, там и пионы, и тюльпаны, и розы, и гвоздики, и анютины глазки. Франтишек глядит не наглядится и даже не дышит.

А девочка ему говорит:

— Такого еще ни один мороз не видел. Но нам уже пора уходить, без дыхания ты долго не выдержишь. Я и то могу не дышать под водой, только пока считаю до десяти.

И они уходят.

Но Франтишек оборачивается еще, чтобы лучше запомнить, как выглядят цветы.

Приходят они к девочке домой, а там у нее множество красок. Берет Франтишек краски и по памяти рисует тюльпаны и гвоздики, а девочка хлопает в ладоши и говорит:

— Какие прекрасные цветы! До чего же здорово у тебя получилось! Попробуй теперь на стекле!

И Франтишек принимается рисовать на стеклах, разрисовывает их одно за другим. Девочка давно уже спит, а он все рисует и рисует. Разрисовал окна во всем доме. А когда утром люди проснулись, увидели за окнами цветы и подумали: «За окнами цветы, как весной!» И заулыбались. А те, что проходили мимо окон случайно, тоже улыбались, останавливались и спрашивали:

— Вы не знаете, как зовут мороза, который доставил нам такую радость?

А девочка, которая это слышала, говорит:

— Этого мороза зовут Франтишек. Он теперь всегда будет нам так разрисовывать окна, я его спрятала, чтобы с ним ничего не случилось.

— Куда же ты его спрятала? — спрашивают у нее.

А девочка говорит:

— Пойдемте со мной, сами увидите.

И ведет их в кухню, открывает холодильник, и все видят: сидит там Франтишек и ест фруктовый кефир с клубникой.

— Правильно, — говорят люди, — умная девочка, насморка не испугалась, взяла маленького мороза к себе и теперь его кормит, чтобы он подольше держался. Так что веселые окна, разукрашенные цветами, будут у нас и на будущую зиму.

И в самом деле, с тех пор в этом доме окна каждую зиму разрисованы красными, желтыми и синими цветами, и никто там не хмурится и не ругает мороз.

Классная доска, синяя как небо

Жил-был однажды один мальчик. Звали его Валентин. Он любил своего дедушку, который знал про все на свете, а после дедушки еще любил небо, красные тюльпаны и желтую канарейку, что распевала с утра до вечера.

Но каждый вечер солнышко уходило за горизонт, канарейка переставала петь, а дедушка засыпал. Вот этого Валентин не любил. Он говорил:

— День — это прекрасно, а ночь мне нисколечко не нравится. Ночью темно и печально, ночью кошка может канарейку сожрать. Сожрет и что потом?

Однажды утром Валентин говорит канарейке:

— А знаешь ли ты, что я уже большой и должен идти в школу? Всего доброго, будь осторожна, внимательно следи за кошкой.

И пошел в школу.

В школе посадили его на первую парту перед самой доской. Поглядел Валентин на доску и подумал: «Почему она такая черная? Мне от нее так тоскливо, что даже спать хочется».

— Что с тобой, Валентин? — спрашивает пани учительница. — Почему ты закрываешь глаза?

— Я не знаю, почему, — говорит Валентин, — только когда я смотрю на эту черную доску, мне становится тоскливо и хочется спать.

— Сейчас тебе нельзя спать, — говорит пани учительница, — сейчас я буду рисовать на доске много интересного, смотри внимательно.

Она взяла мел и нарисовала один кружок, потом два кружка и наконец три кружка.

— Один кружок и еще два кружка будет три кружка, — сказала пани учительница. — Нравится тебе считать, Валентин?

— Нравится, — говорит Валентин, — только если бы вы нарисовали канареек, было бы еще красивее.

— Пожалуйста, — говорит пани учительница. Она стерла кружки и нарисовала одну канарейку, потом две канарейки и наконец три канарейки.

Валентин был очень доволен, канарейки получились одна лучше другой и нравились ему. Столько канареек сразу ему еще никогда не доводилось видеть. Он улыбался, а сам думал: «Хорошо, что я сижу на первой парте, по крайней мере могу их рассмотреть как следует».

— А теперь пойдем дальшё, — говорит пани учительница, — канареек мы сотрем и нарисуем что-нибудь другое.

Взяла она тряпку и мокрую губку и хотела стереть канареек.

— Зачем же стирать таких красивых канареек! — закричал Валентин с испугу. — Оставьте их, они ведь вам ничего худого не сделали!

— Нельзя так кричать, — говорит пани учительница, — ты ведь в школе и вести себя должен прилично. Канареек мы сотрем, чтобы можно было нарисовать что-то другое. Школа есть школа.

Она стерла канареек и нарисовала четыре яблока. Потом стерла четыре яблока и нарисовала пять больших тюльпанов. И наконец стерла пять больших тюльпанов и нарисовала шесть яблонь.

«Как же так, — задумался Валентин, — только что на доске было столько всего, и вдруг там ничего нет, а потом опять много всякого другого, а потом снова ничего? Куда же оно все-таки девается? Пусть только мне никто не рассказывает, что это просто так стирается», — убеждал сам себя Валентин.

Во время перемены он нарочно взял тряпку и губку и попытался вытряхнуть и выжать из них канареек и тюльпаны. Но ничего у него не получилось.