Вот, наконец, и деревня. Не стоит заходить, решил про себя Андрей. Да и нет здесь никого из знакомых – разъехались все кто куда. Он пошел околицей к старой школе. И школу, оказывается, закрыли. Сад за ней разросся, загустел. Но видно, некому за ним следить. Порос весь кустарником густым, не проберешься.
Обойдя сад, добрался до старой сосны. Та, как и в прежние времена, указывала своей скрученной верхушкой в сторону топи.
Андрей остановился, вытер пот с лица. «Зачем я здесь?» Он прислонился к дереву и медленно сполз на зеленый мшистый ковер. Лес не пугал его. Как и в тот день, ярко светило солнце, пели птицы, теплый ветерок клонил кисточки высоких елей. Но внутри словно шептал кто: «Будь осторожен. Помнишь, что случилось в прошлый раз?»
Но Андрей не хотел вспоминать. Тогда, что он здесь делает? Какая сила привела его?
– А-ах, – пронеслось над лесом, и Андрей невольно застонал. И тут, как плотину прорвало – воспоминания настигли его. И не воспоминания даже, а самые, что ни на есть – кошмары…
…До полудня он прошел уже немало, а гать все не кончалась. Старые гнилые жерди прогибались под ним, черная жижа чавкала, словно была голодной. Но он упорно шел вперед. Вот за трухлявым пнем показался песчаный пригорок и Андрейка радостно бросился к нему.
– А-ах, – разнесся над болотистой равниной глухой женский стон. А за ним раздалось: «Хлюп…хлюп». Андрей поднял голову и в глазах его потемнело. Земля качнулась, и он осел на гнилостную гать. Средь бела дня на него надвигался кошмар. Безголовый призрак в грязной красной рубахе неспешно направлялся в его сторону. Всклокоченная голова купца покоилась на выставленных вперед руках. Рот открыт, окровавленная борода шевелится: – Ты пошто мое золото тревожишь?
А за этим ужасом, чуть в стороне, стоит молодая женщина, вся в мехах, и рукой показывает на Андрейку…
…Его нашли лишь на следующее утро. Искали всей деревней после того, как Симоха сознался, куда они собирались идти. Мать Андрейки шла первой, никого не пропуская, и люди понятливо сторонились. Она-то и увидела сына. Вскрикнула, помчалась вперед, не разбирая дороги. Склонилась, очистила лицо и все шептала: – Андрейка, Андрейка…
…Не видел Андрейка, повзрослевший на двадцать лет, как от крайней полусгнившей избы отделилась сгорбленная тень и все глядела в его сторону.
– Вернулся, значит, – прошамкала старая Лукерья. – Не отпустила, видать, нового женишка своего…, – и медленно развернувшись, прошла обратно в дом.
Так и должно было случиться.
Демон в пылающем венце
Как хорошо бывает пройтись ясным октябрьским утром по чистым аллеям Старого города. В синеве неба, еще не затянутому тугими облаками, плескалось море тихой печали, навевая меланхолическую грусть. Спокойные клены и вязы, словно верная стража, сопровождали мою прогулку, охраняя от зыбкой реальности современного мира и даруя время для неторопливых размышлений и добрых воспоминаний.
Размеренно и не спеша я без цели прогуливался по застывшему в предчувствии приближающейся зимы, парку, особенно не замечая происходящего вокруг, когда знакомый голос, внезапно, окликнул меня:
– Милош, бог ты мой, какая встреча! – Ко мне, широко раскинув руки, приближался мой старинный приятель Герман. – Сколько же мы не виделись? Пять лет? Шесть?
– Семь. Я тоже рад видеть тебя, Герман. Мы обнялись.
– Давно в городе? Слушай, ты не занят сейчас? А то пошли ко мне. Расскажешь, где пропадал, что видел. Герман, если начинал говорить, то остановить его было трудно.
– Для тебя, Герман, я свободен.
Мы поймали экипаж и покатили в его старинный особняк, доставшийся ему в наследство от богатой тетушки. Герман, единственный среди нас – молодых художников – был обеспеченным человеком. Не обладая достаточным талантом, и поэтому довольно рано оставившим обучение, он, между тем, оставался душой нашей компании и, в бытность свою студентами, мы частенько гостили в его огромном доме на Ясеневой аллее. Он нередко помогал нам деньгами; будучи вхож в богатые семьи, пристраивал наши первые картины, за что мы были ему весьма благодарны.
– Вы, художники, народ бездомный. Без крыши, без корней. Вы идете туда, куда подует ветер вашей мечты и здесь я вам завидую, – говаривал мой друг.
Пройдя по хрустящей гравием дорожке, мы поднялись с ним на крыльцо. Тяжелые двери раскрылись, как будто поджидая, и нас встретил старый дворецкий – бессменный часовой этого дома. Словно и не было этих лет.
Мы прошли в уютную гостиную и благодушно расположились перед камином с наполненными до краев горячим пуншем, кружками, предаваясь веселым воспоминаниям и разбавляя свои рассказы порцией доброго смеха.
– Моя выставка в Нью-Йорке прошла с успехом, – тем временем рассказывал я, – европейская романтика там еще в почете. А как остальные? Видишь кого-нибудь? Альфреда? Дерека?
Я обратил внимание, как вдруг изменился Герман.
– Бедный Дерек, – мой друг поднялся, но я успел заметить тень печали на его лице.
– А что с ним?