— Потому что я люблю её. И сегодня двадцатилетний сопляк отчетливо это понял, — я посмотрел в глаза друзьям и продолжил, — Я не чувствовал такого ни с кем. У меня вот тут… — начал бить себя по груди и сквозь сжатые зубы прошипел, — словно давило от проклятой истомы и ощущения счастья.
Ки Бон сел напротив меня, и посмотрел на Джин Ки, а тот кивнул ему и прошептал:
— Ты можешь рассказать нам всё. Ты сам знаешь, что никто кроме нас об этом не узнает никогда.
— Знаю, — кивнул.
— Тогда рассказывай, и попробуем найти выход вместе. Омма научила меня одной мудрой вещи: "Безвыходных ситуаций не бывает!" — закончил Ки Бом, и протянул мне руку, — В любом случае мы всегда на твоей стороне!
— Поклянитесь, что об этом не узнает никто, — я хрипло, но уверенно сказал, а Джин Ки сел на асфальте рядом С Ки Бомом.
— Яксукое! — они хором прошептали, а Джин Ки вяло улыбнулся со словами:
— Мы же семья, брат. С самого детства.
— Да, семья, — повторил и с силой прикрыл глаза.
"Я найду выход. Я вытащу тебя из этого дерьма, чего бы это не стоило! Клянусь, Малика!"
9. Малика
Я положила руку на холодный пол и поднялась. Серый цвет рассвета окрашивал всё в мутные и словно "шипящие" тона. Будто кто-то взял фото и убрал из него всё краски.
Голова гудела и я приложила руку ко лбу, попытавшись растереть его и разогнать ощущение мутности в мыслях. И когда оно пропало, я вспомнила. Вернее первой картинкой был гостиничный номер. Старый совковый полулюкс, который годами выедал мои воспоминания.
Есть такое понятие в лексиконе психиатров — клетка. Так мы называем место, в котором человек законсервировал свою боль. Моей клеткой в голове был именно тот совковый номер. Каждый кошмар, который мне снился происходил именно в клетке. Даже если я тонула или падала с высоты, как это часто случается в страшных снах с каждым, это происходило неизменно в том самом номере.
И сейчас я смотрела не на апаты в Сеуле. Я была в гостинице на другом конце материка. Там, где жила моя боль.
Медленно поднимаюсь и хватаюсь за решетку мозаичной перегородки и клетка рассыпается. Она по крупицам осыпается вокруг меня, потому что я смотрю на стену, у которой валяется синяя ткань. Она одиноким пятном врезается в серые тона, и клетка исчезает.
— Я сошла с ума… — упала на пол, держась за холодный металл перегородки, и зажала рот рукой, пока по моему лицу бежали слёзы.
Вспышками передо мной проносились всё — то как Хан пытался прикоснуться ко мне в машине и то чем закончилась эта попытка. Я надрывно хрипела и душилась слезами, а узел в груди впервые за десять лет начал развязываться. Цепи, которыми была закована девушка внутри меня просто исчезли.
И пока они исчезали я словно со стороны наблюдала, как она извивалась в руках Хана, как смотрела на него и закатывала глаза, хватаясь за плечи парня, подавалась ему на встречу и тихо, но глубоко стонала, пока он всё сильнее пытался не выпустить её из рук.
А потом девушка испугалась, потому что страсть на грани грубости, сменилась лаской и нежностью. Поменялась на томную и сладкую негу, которая подняла прутья клетки обратно и сжала на шее девушки стальные оковы боли.
— Какая же я су**… Как я могла с ним так поступить? Как я! Взрослая баба допустила такой ужас?!! — я глотала ртом воздух и выла от того насколько гадко и низко поступила.
— Он не заслужил такого… — вспомнила испуганные глаза Хана, то как он отскочил от меня и это было самой ужасной картиной.
— Чем я лучше того мужчины?
Поднялась опять и еле дошла до ванной. В первые же секунды, только ощутив тепло воды, меня накрыла апатия. Она ложилась на меня сверху, подобно струям воды, которые омывали кожу, а я ловила отголоски прикосновений Хана в своей голове.
На часах было всего семь утра, а я продолжала сидеть в одном полотенце у противоположной стены и пялиться на синее пятно под той, где разбила клетку впервые за десять лет. У меня был шок. Я чётко понимала свое состояние, как и то, почему апатично продолжала курить и смотреть.
Восемь часов утра и вся пепельница усыпана окурками. Девять часов утра, и я слышу, как раздается мелодия входящего звонка в чат. Вяло поворачиваю голову и понимаю, что часы показывают уже половину десятого. Мелодия обрывается и я поднимаюсь. Нахожу в шкафу рубашку и костюм. А потом на автомате одеваюсь, и вхожу в чат.
— Доброе утро, Лика.
Я села на диван и вывела изображение на плазму.
— Здравствуйте, Олег Александрович.
— Подними голову! — прозвучал резкий возглас и я вяло посмотрела на дядю Олега.
— Сколько часов ты в состоянии апатии? — он подался вперёд и я заметила на его лице тревогу.
Флегматично поднимаю руку и смотрю на наручные часы:
— Четыре часа тридцать пять минут, дядя Олег, — я понимаю, что мой голос пустой, и это плохо.
Но мне… Мне очень спокойно и хорошо в таком состоянии. Мне нравится ничего не хотеть. Это же круто просто флегматично плыть по течению. Сейчас поднимусь и нажав кнопочку под панелью домофончика вызову себе металлическую коробку, чтобы она покатала меня вниз.
— Лика!
— Да, — опять поднимаю вверх глаза и вздрагиваю от первого вопроса: