И пока я копаюсь в своей больной голове, он слизывает мои слёзы с лица и хрипло шепчет:
— Это самая охеренная вещь, которую я делал. Позволь мне облизать тебя целиком и везде. Я даже ноги закую в кандалы ради этого, потому что я кончаю только от твоего вкуса и мягкости кожи. Эта настолько вырубает мозг, что я не могу остановиться.
Новый поцелуй завершает его горячий шепот, а я чувствую как промокаю насквозь. И это чувство давления не смешано со страхом, как в прошлый раз. Это ощущение чистого возбуждения от того, что с моим ртом и языком творит этот парень.
— Приказывайте госпожа! — шепчет в ухо и проводит кончиком вдоль мочки, а меня трясет от лихорадки и того насколько я хочу его.
Мои руки уже не просто гладят его плечи, спину, шею и грудь. Они шарят по коже Хана, как по самому родному и тёплому… Я не знаю как описать то, что одна кожа становится словно продолжением второй, а желание прижаться к нему всем телом и ощутить это тепло становится невыносимым.
Я забираюсь на его колени, и обхватываю ногами. Не спеша, пробую насколько могу доверять своим страхам. Но их нет. Потому что я не чувствую угрозы. Я ощущаю лишь его мягкие губы на коже ключицы, которые сменяют лёгкие укусы. Это простреливает словно нервный спазм по всему позвоночнику, а когда Хан зализывает места укусов, я начинаю забывать всё.
Мозг выключается, и всё чего я хочу это услышать его грязные словечки, когда он будет медленно растягивать меня на себе.
— Подними… — еле говорю и смотрю в глаза напротив и не могу перестать гладить его лицо, и смотреть как он улыбается мне в губы, и так сладко прикусывает свои, смотря на меня.
— Госпожа решила обкатать свою тачку?
— Да, — выдыхаю, а Хан шепчет мне на ухо, со смешком.
— Тогда хватайся крепче, обезьянка.
И это всё что я успеваю сделать прежде чем, он поднимается и оборачивается к кровати.
— А тут… У нас есть проблемы. Первая, моя госпожа, — Хан с силой схватил мои лодыжки за спиной руками и подтянул выше. — Не испугалась?
— Нет, — отвечаю и таю от того, как он нежно теряется носом о мой.
— Так вот. Первая проблема. У меня там внизу всё ещё куча тряпья, которое снимать с меня придется тебе. Вторая, — лёгкий поцелуй в губы и улыбка, — Там такой стояк из-за тебя, поэтому раз я теперь твой раб, ты с ним справиться должна сама.
— Я тебе говорила, что у тебя совершенно грязный рот, и ты пошлое создание! Я…
— Должна следовать правилам, Лика! Ты уже и сама догадалась что это за игра, — тихо прошептал Хан, — Иначе я действительно не смогу больше пережить того ужаса. Это было…
Стыд волной накрыл меня разом. И захотелось всё остановить. Мне стало неприятно, и я поняла что действительно причинила ему боль.
— Посмотри на меня, — в его голосе была искренняя просьба, и подняв глаза, я попыталась успокоиться.
— Я бы не спал со взрослой женщиной, если бы не хотел её. Я бы не пришел сюда и не сковал бы себя этим дерьмом, если бы ты мне была не нужна и безразлична. Просто забей на всё! Ты можешь? Я же, сопляк, смог, — Хан шептал в мои губы, а я понимала, что малолетней трусихой здесь была только я.
— Так… Какая третья проблема, Хан?
— Ты должна приковать меня к той цепи сама. Своими руками. И я тебя прошу, давай без этого дерьма с самобичеванием, а? Тот умный мужик говорил и о нём. Ты меня хочешь?
Я прикоснулась к его губам и мягко прошлась языком по нижней. Она чуть больше чем верхняя, и мягче. Пухлая и нежная на ощупь и вкус.
— Да!
— Тогда я хочу чтобы ты меня приковала и хорошенько оттрахала. Ты не поверишь, я годами мечтал сказать эту срань любимой девушке. Заводит так, что ширинка трещит.
Он медленно опускает меня на простыни и поворачивается спиной. Эта картина совершенна. Ровные линии плеч, упругие мышцы и черные взъерошенные волосы на голове.
— В правом кармане, ещё один пыточный инструмент, а в левом ключи от обоих.
Протягиваю руку и забираю содержимое карманов, чтобы понять насколько я рехнулась.
"Лика, ради бога, выключи психиатра, когда вы в следующий раз окажетесь в кровати!" — эти слова Анастасова, как призыв к действию.
Поэтому я отцепляю наручники, и они падают между нами, а Хан оборачивается. Страх возвращается новой волной и сбивает меня, словно с ног.
— Это я, Лика! Это не тот урод! Это я! — дрожащими руками беру всё в руки и понимаю, что хочу избавиться от этой болезни навсегда.
Я хочу быть счастливой. Так почему не имею на это права?
Поэтому на его запястьях сцепляются наручники, и я приковываю Хана к дикой штуковине над кроватью. Он следит за каждым моим движением, ловит и наблюдает взглядом за всем. Осматривает с ног и до головы. А когда я сажусь на него, резко произносит:
— Сними… Всё сама. Только… — он дышит глубоко и жадно впивается взглядом, — Раз уж я не могу потрогать, то дай смотреть.
Тело реагирует тут же, и я застываю, а он продолжает:
— Сначала ты! Я хочу видеть тебя, Лика.
Руки дрожат, но рубашка падает рядом с кроватью, и я вижу. Отчётливо и ясно вижу, как на его лице проступает дикое желание.
— Штаны, Лика. Это уже реально превращается в рабство и пытки. Насади его на себя иначе я рехнусь сейчас!