Из любящего мужа, заботливого отца, верного друга, из хорошего человека я, одержимый безумной идеей, превратился в монстра.
Меня зовут Дэвид Блисдейл. Мою жену – Линнет. А сына – Тревор. Это имена наши, черт бы вас всех побрал, сволочей! Запомните их!
Роман закончен. Я заплатил за его написание слишком высокую цену. Отдал все, что было мне дорого – свою семью.
Теперь мне не получить ни славы земной, ни жизни вечной. У меня не осталось ничего, кроме темно-зеленых стен, железного столика, прикрученного к полу, кровати и клочка неба, порезанного на квадраты металлическими решетками. И в небе этом, в его высях, мне грезится моя Линнет. Мне невыносим ее взгляд, прощающий и, несмотря ни на что, все еще любящий.
У меня нет будущего. Я смотрю в завтрашний день с ужасом. Нет, страшат меня вовсе не стены, не смерть, которая неминуемо придет за мной именно сюда, ибо адрес мой теперь уже вряд ли когда-нибудь изменится. С каждым новым восходом солнца мой сын становится старше. С каждым новым днем он превращается в мужчину. С каждым новым рассветом он ненавидит меня все сильнее… вот что невыносимо.
И отрада мне – перебирать в памяти годы прошедшие, наполненные любовью к жене и сыну и их любовью ко мне.
Мы были не лучше и не хуже многих. Се. Ред. Няк.
Мне больше не кажется это слово плохим. Оно прекрасно…
Цените ли вы обычный серый весенний день? Холодный зимний воздух? Дождливое осеннее утро? Изматывающий жарой полдень августа? Стаканчик кофе на бегу, когда опаздываешь на работу? Пробку в час пик? Мемы со смешными животными, которые ежедневно по десять штук скидывает вам ваша жена? Починку водопроводного крана в свой единственный выходной?
Ни черта этого вы не цените. Потому что вы идиоты и идиотки.
Такие же, как и я.
Просыпаясь по утрам, пережив приступ пре-зрения и ненависти к себе, попросив мысленно прощения у сына, который в новом дне ненавидит меня еще сильнее, чем вчера, я «бегу на работу со стаканчиком кофе», «отправляю веселый смайлик жене в ответ на очередное видео со смешным котом или собакой», «стою в пробке», «закидываю рулон туалетной бумаги в продуктовую корзину супермаркета»…
Я проживаю прекрасные серые дни, и серость их – есть буйство красок, стоцветная радуга!
Но, отравленный ядом тщеславия, я многое позабыл из «серого» прошлого. И боюсь, скоро забуду все. Будущего у меня нет, как нет и настоящего. И если я не сплю, если сознание мое в проклятом реальном мире, я переношусь в прошлое и блуждаю в нем, цепляясь мысленным взором за каждую деталь, тщетно стараюсь из песчинок сложить пирамиду потерянной навсегда жизни. Я верну свою жену, хотя бы в памяти.
Я познакомлюсь с Линнет вновь. Я вновь сделаю ей предложение.
Ничего не разглядеть впереди.
И я возвращаюсь назад.
Глава 4
Дилан встретил ее в аэропорту.
Он был приветлив, словно они расстались несколько дней назад совершенно обычным образом, и не было ссоры и тяжёлых взглядов, ничего этого не было. Перед ней стоял ее любящий и заботливый муж, он помогал закинуть вещи в багажник машины и даже шутил, впрочем, шуток не было, это Грейс зачем-то придумала, он просто вел себя формально-вежливо, даже казался немного смущенным. И большую часть дороги до дома они ехали молча, и холодные волны в груди Грейс поднимались все сильнее. Если бы он не приехал ее встречать, насколько бы ей сейчас было легче. Сидел бы дома обиженный, раздражённый, встретил бы ее на пороге насупившись и закрылся бы демонстративно в своем кабинете – как легко дышалось бы ей тогда!
Но он приехал в аэропорт. Как водитель такси приехал бы к клиенту. Без обид, без ссор. Сделал то, что должен был сделать: помог ей добраться до дома. И эта его улыбка – виноватая какая-то улыбка. И что в итоге, если собрать отдельные фрагменты картины в цельное полотно? А вот что – раздражение и обида. Чувства, которыми мы наполняемся после ссор с любимыми людьми, оставили Дилана после того, как он принял решение. Принял его взвешенно, обдуманно. И как только он его принял, ссора перестала его волновать, значимость ее обмельчала, превратилась в нечто бессмысленное, глупое и совершенно пустое.
Он хотел уйти от Грейс.
Одно слово – и Дилан изменит решение. Одно лишь слово. Но как раз его-то и не могла произнести Грейс, как бы больно ей ни было сейчас.
«Впрочем, – подумала она, – с чего ты вообще эта взяла? Потому что муж встретил жену в аэропорту? По его мимике? По тому, что он не набросился на нее с упреками сразу по прилету, не продолжил отложенный на выходные разговор? Ты, дорогая моя, выводы выстраиваешь на ровном месте, доктор Хаус позавидовал бы тебе».
– Как все прошло? – спросил Дилан, сворачивая с магистрали на улицу, ведущую к их району.
Грейс улыбнулась. Искренне. Ей даже стало немного стыдно за эту улыбку. Возможно, сейчас, в данную секунду, ее жизнь расходится по швам, а она улыбается. Живопись всегда стояла у нее на первом месте. Дилан это знал, она это знала, хоть и не признавалась вслух.
– Мне предложили провести выставку в «Центр Холле».
– Я так понимаю, это весьма престижно?
– Мягко говоря.
– Что ж, поздравляю. Ты умница.