Снова стали выступать меньшевики. Во время их речей Ленин и затем мы, большевики, покинули зал.
Для революции нужна была сильная, смелая личность, с ясным умом и стальной волей, человек, который мог бы разобраться в сложнейших условиях того времени и безошибочно определить правильный путь борьбы пролетариата для быстрой победы революции. Нужен был революционер необычайной, необыкновенной воли, чтобы указать правильную дорогу пробудившимся к новой жизни массам, нужен был человек, вооруженный глубоким знанием задач пролетариата, имеющий опыт борьбы, энергичный и волевой, чтобы возглавить революцию и повести массы за собой! Таким человеком был Ленин.
Рабочие стремились к Ленину, мечтали вилеть его.
— Мы должны привезти на наш завод Ленина!
— Он должен выступить и у нас!
— А ну-ка, Алеша! Ты знаешь все пути. Иди в комитет! Постарайся выхлопотать для нашего завода хоть один доклад Ленина.
И Ленин шел к рабочим! Он не уставал бывать у них…
В жизни России начиналась новая эпоха.Близилась Великая Октябрьская социалистическая революция…
Война все еще шла. Ленин продолжал борьбу. Преодолевая на своем пути все препятствия, он ни на минуту не прекращал партийную работу, с неисчерпаемой энергией громил всякие проявления оппортунизма. Опорой Ленину пока служило меньшинство, но он был твердо уверен, что единственно правильной политикой, которая обеспечивала будущее, являлась линия последовательного пролетарского интернационализма. У Лёнина был всевидящий глаз. Он знал, что многие современники не понимали его стремлении, его идей, но Ленин также знал, что впоследствии им, как говорил он, все будет понятно, все!
С неиссякаемой энергией боролся Ленин, социал–шовинистов, поэтому они с ненавистью и бой встречали все его выступления.
Мысль Ленина, как стрелка на компасе, всегда вращалась в одну сторону. Это было осуществление идеи пролетариата. Истинность и искренность пронизала все его слова.
Заканчивались десять лет моего пребывания в эмиграции. Боль долгой разлуки с родиной все более усиливалась. Я вспоминал родные места, родителей, и сердце мое ныло. Живописно Женевское озеро на фоне сверкающего вдалеке убеленного сединой Монблана, красивы улицы и городские сады Женевы, театры, но меня тянули к себе Кура и Риони, Лихские горы, карталинские поля, тифлисские улицы… Я вспоминал тихие окрестности родной деревни, ниву, раскинувшуюся вширь, подобно голубому озеру, цветущие виноградники, узкие тропинки, вьющиеся по горам, как веревка, низкие дома, покрытые черепицей… Меня и моих товарищей звала покинутая родина, нас призывали к себе стоны рабочих и крестьян. Сердце мое усиленно билось и во сне и наяву.
Мы не могли не замечать, как постепенно в России расширялось рабочее движение. Все выше вздымались волны надвигающейся революции, расшатывались вековые устои российского самодержавия, все ближе чувствовалось дыхание свободы.
И вот однажды… Это был яркий солнечный день. (Иным он и не мог быть!) Я, как обычно, направлялся в университетскую библиотеку; читать критические письма Анатоля Франса. Я шел по знакомой улице. Мое внимание привлекли два русских товарища, которые стояли в отдалении и, улыбаясь, оживленно о чем-то беседовали. Они уставились на меня пытливыми глазами, видимо стремясь что-то разгадать.
— Нет, — произнес один из них, — он ничего не знает, абсолютно ничего!
В чем дело? Что я должен знать? — сердито пробурчал я.
— Вот чудак! — засмеялся другой. — Ему, действительно, ничего не известно. В России революция! Николай сброшен с престола! Если не веришь — купи газету!
Не сказав им ничего в ответ, я помчался на площадь, где продавались газеты. Я бежал задыхаясь. Мне казалось, что двух моих ног не достаточно для того, чтобы преодолеть расстояние до площади. Наконец-то издали я увидел газетчиков. Хотелось крикнуть им, позвать… Но они все равно не услышали бы моего окрика…. Несколько шагов, оставшихся до ближайшего газетчика, показались мне бесконечными. Я слышал его выкрики:«DemaDdcz la «Tribune»! Revolution en Russie! La «Tribune»!..»
Сообщение об этом величайшем событии в его устах звучало так же обыденно, как и все другие.
Я подбежал, выхватил газету и отдал десять сантимов вместо пяти. Прочитал и убедился: царь отрекся от престола, власть перешла к Временному правительству.
Охваченный трепетом, я стоял на площади, уставившись в одну точку. Все мое прошлое, подобно снежной лавине, вдруг скатилось с высокой горы в пропасть и исчезло. Я оглянулся вокруг. Эта давно знакомая площадь, магазины с их нарядными витринами, прохожие — все показалось сейчас недействительным… Словно между мной и всем этим возникла глухая стена.
Кто-то похлопал меня по плечу, и я пришел в себя. Рядом стоял улыбающийся товарищ.
— Дождались! — воскликнул он. — Вернемся в Грузию!
— Да скоро поедем! — подтвердил я.
— В этом я, правда, немного сомневаюсь, — заметил он, — пропустят ли нас союзные державы Англия и Франция?
— Почему бы им не пропустить?