Читаем Площадь диктатуры полностью

Неизвестным осталось количество тех, кто работает в партийном, профсоюзном и комсомольском аппарате, служит в армии, в милиции и КГБ, а также занятых в военно-промышленном комплексе.

Рубашкин заглянул в свой блокнот, где были записаны недостающие цифры, и на клочке бумаги сложил в столбик. Получилось около 90 миллионов, почти три четверти трудоспособного населения, - перестройка и продвижение экономических реформ означали значительное ухудшение условий их жизни.

В рукописи была явная несуразица: выходило, что рыночные реформы противоречили интересам большинства населения. Поколебавшись, Рубашкин вычеркнул все цифры и названия рабочих профессий. От этого образ врагов перестройки потускнел и размылся, потерял осязаемость, сузившись до известных, ставших обыденными очертаний: совпартноменклатура и КГБ!

Неожиданно вспомнился Горлов. С одной стороны - типичный работник военно-промышленного комплекса, с другой - удачливый кооператор. Светочка Петрова, с которой Рубашкин иногда встречался в метро, рассказывала, что недавно Борис вдруг выдал подчиненным по сто-двести рублей. Сказал, что была удачная сделка, и что надо делиться с друзьями. Доброты у него не отнимешь, Горлов никогда не был жадиной, всегда выбивал у начальства повышенные премии.

Рубашкин посмотрел на часы, но все же потянулся к телефону и по памяти набрал номер. Горлов снял на третьем гудке, его голос был бодрым.

- Что так поздно? - спросил он, узнав Петра.

- Сердце подсказало, что не спишь, полный великих дум, - сказал Рубашкин.

- Все равно через пару часов уезжать...

- Куда?

- В Мурманск пятичасовым рейсом, чтобы вечером вернуться.

- С каких пор стали выписывать командировки на один день? - удивился Рубашкин. - Помню, ты меня в Североморск на две недели услал, а дел-то всего ничего: акты внедрения и протокол авторского надзора у адмиралов подписать.

- Я не в командировку, а сам по себе, - засмеялся Горлов. - Пароход, представь, задумал купить.

- Зачем тебе пароход? Какой? - изумился Рубашкин.

- Большой противолодочный с пушками и торпедами. Заменю системы наведения, введу правильное целеуказание и - вперед, с новым названием: "Смерть врагам империализма!" Как звучит?

- Звучит демократически, в духе времени, - Рубашкин мялся, не решаясь заговорить о деньгах. - Я, кстати, по делу звоню. От имени нашего общегражданского, демократического движения. Выборы приближаются, можно сказать, наш не последний, но решительный бой.

- Слышал! Нина все уши прожужжала: Ельцин, демократы, Собчак. Ельцин сказал то, Горбачев высказал это, Собчак показал, как закон уважать, а Гдляну с Ивановым взяточников сажать мешают. Борщ уплетаю и котлеты жую исключительно под агитацию и пропаганду, как в парткоме на политинформации.

- И как ты к этому относишься?

- Да, никак! Разговоры стихнут скоро, а металл останется. До сих пор уверен, что не делом ты, Петя, занялся. Помнишь к твоему дню рождения стихи сочинили: "Служил наш Петя инженером, наш Петя ГОСТ'ы() изучал"?

- Помню: "Живи по СТП и ГОСТ'у), и будет все предельно просто". Я, Боря, потому все и бросил, что так больше жить нельзя.

- Можно! Вот в будущем году пробью финансирование под космическую тематику, брошу к чертовой матери коммерцию, и все будет в порядке. Снова заживем по ГОСТ'у.

- Ты уже не боишься по телефону говорить о космической тематике? К тому же - со мной? Или секретность отменили, а КГБ распущен? - спросил Рубашкин, и по наступившему молчанию понял, что Горлов задумался. - Если все оставить, как есть, тебя в следующем году посадят. Вспомнят и обязательно доберутся. Не забудь, кому ты обязан тем, что остался жив, здоров и на свободе!

- Петя, я тебе всегда помогал, ничего плохого между нами никогда не было. Я очень благодарен за ту статью в "Литературке" и понимаю, что она для меня значила, - неуверенно сказал Горлов.

- Не во мне дело, а в Системе! В их Системе. Завтра меня рядом не окажется, или сложится не так удачно. Прости за высокие слова, но наша борьба - это твоя борьба. Подумай, Боря, о себе подумай!

- Подумаю! Обещаю, - согласился Горлов, и Рубашкин почувствовал, что тот начинает тяготиться разговором.

- Прилетишь из Мурманска - позвони и встретимся, - перед тем, как попрощаться, сказал Рубашкин.

- Завтра вечером и прилечу. Сегодня здесь, завтра там, а завтра опять здесь, - засмеялся Горлов и повесил трубку.

- С кем ты разговариваешь? - зайдя на кухню, спросила Катя.

- С Борей Горловым. Он через час улетает в Мурманск.

- Вчера его Нину встретила - не узнать. Дубленка из "Березки", сапоги - мне такие и не снились. Продукты покупает только на рынке. Хочет Машу в английскую школу переводить. Говорит, всего тысячу директору дала. А у нас опять деньги кончились, и папа ничего не прислал. У него неприятности: видно придется уходить на пенсию. Мама звонила, что был пленум Обкома, он вернулся и сразу в больницу угодил - чуть до инфаркта не довели. Там какой-то из новых на папино место рвется, хочет в секретари райкома, интриги копает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука