Однако глобализация совершенно по-разному повлияла на доходы и распределение богатства внутри многих стран. Некоторое время считалось, что происходивший процесс хорошо иллюстрирует так называемый график-слон, составленный Бранко Милановичем и Кристофом Лакнером: на нем было видно, что рабочий класс и средний класс экономически развитых стран от глобализации проиграли[1261]. На деле же пресловутый слон, то есть досадная проблема, которую никто не желает обсуждать, исчезает из виду сам собой, если учесть изменения в размерах стран и исключить из обработанных данных Японию, страны бывшего СССР и Китай[1262]. Тем не менее для рабочего и среднего классов в США и, возможно, для среднего класса в некоторых европейских странах действительно кое-что изменилось к худшему[1263]. Азиатская конкуренция, безусловно, привела к закрытию в США множества мелких фабричных производств[1264]. Те американцы, кому пришлось туго во время и после финансового кризиса, весьма пессимистично смотрят на свое будущее, несмотря на мало кем замечаемый успех программ социальной помощи, призванных смягчить последствия “великой рецессии” для людей с низкими доходами. Почти две пятых американцев, опрошенных Всемирным институтом Маккинси (McKinsey Global Institute) в 2016 году, уверенно согласились с одним из двух следующих утверждений: “Мое финансовое положение хуже, чем было пять лет назад” и/или “Мое финансовое положение хуже, чем было у моих родителей в моем возрасте”. Такие люди, как правило, чаще пессимистично смотрели на собственное финансовое будущее и финансовое будущее своих детей. А те, кто выказывал пессимизм, чаще всего винили иммиграцию, засилье иностранных товаров и “дешевую иностранную рабочую силу” в том, что они, соответственно, “погубили культуру и сплоченность нашего общества”, “привели к потере рабочих мест для коренных жителей” и “создали несправедливую конкуренцию отечественным предприятиям”[1265].
Причина этого пессимизма – не только в торможении роста реальных доходов. Социальная мобильность в США, возможно, пошла на убыль, а возможно, и нет[1266]. Но что-то явно не в порядке. Во всем развитом мире уровень смертности снижается, а продолжительность жизни растет, но это не касается (неиспаноязычной) белой Америки – и прежде всего тех белых американцев среднего возраста, кто получил только среднее школьное образование. Для этой группы, охватывающей людей от 45 до 54 лет, уровень смертности от отравления (главным образом от передозировок наркотиков) вырос с 1999 по 2013 год более чем в четыре раза – с 14 до 58 на каждые 100 тысяч, тогда как смертность от хронических заболеваний печени и цирроза выросла на 50 %, а уровень смертности от порока сердца прекратил снижаться. Если бы уровень смертности белого населения продолжал падать теми же темпами, что и до 1999 года, то есть на 1,8 % в год, то в период между 1999 и 2013 годами можно было бы избежать почти миллиона смертей. Каждый третий из неиспаноязычных белых американцев в возрасте от 45 до 54 лет жалуется на хроническую боль в суставах, каждый пятый – на боль в шее, и каждый седьмой – на воспаление седалищного нерва[1267]. Эти тенденции, наблюдавшиеся по 2015 год, нельзя объяснить просто с точки зрения экономики: состав и размер доходов у сходных по разным параметрам групп небелых американцев ничуть не лучше, однако среди них не наблюдается роста болезненности и смертности. Лучшее из имеющихся объяснений состоит в том, что “совокупные неблагоприятные условия жизни, касающиеся рынка труда, семейного положения, воспитания детей и здравоохранения, вызваны неуклонно ухудшающейся обстановкой на рынке труда”[1268]. Можно предположить, что раньше времени загоняют себя в могилу при помощи алкоголя и наркотиков самые жалкие из белых американцев средних лет. А не склонные к самоубийству просто уходят с работы и садятся на социальное пособие по нетрудоспособности, и это объясняет, почему в США количество работающих мужчин в расцвете лет снизилось резче, чем где бы то ни было[1269]. Под таким углом политические волнения, всколыхнувшие США в 2016 году, выглядят революцией падающих ожиданий.