Площадь Мужества

Несколько секунд Пес ничего не видел и не слышал. Потом вспыхнул нестерпимо яркий свет. Он резанул по глазам так, что сталкер взвыл от боли и поспешно заслонил их ладонью. Но это не сильно облегчило его мучения.

– Вашу мать, что за хрень?! – простонал Пес.

– Заткнись! – рявкнул в ответ хриплый, прокуренный голос.

– До пяти лет я думал, что меня зовут Заткнись, – Игнат попытался перебороть страх простым, проверенным способом: шуткой. Помогло плохо.

Четыре темных силуэта нависали над ним. Четыре крепких бойца. Без сомнения, все с оружием. А сталкер Альянса лишился автомата. То ли сам выронил, пока его тащили по сугробам, то ли отобрали.

Глаза Игната тем временем привыкли к яркому электрическому свету, он смог осмотреться по сторонам.

Помещение, в котором оказался Пес, было совсем небольшим по площади. Метров десять, не больше. В стенах были два мощных стальных люка. Через один вход Игната втащили, у второго, расположенного напротив, стояли бугаи в камуфляже, с автоматами и ружьями. Единственным источником света был фонарик в руках у одного из громил. Кем считать этих людей, спасителями или похитителями, Пес еще не решил. Если бы не их вмешательство, сталкер ни за что не спасся бы от ментала. Но Псарев прекрасно знал: в мире после последней войны людей стоило опасаться куда больше, чем зверей.

Игнат потянулся к поясу, но любимого «Карателя», прекрасного друга и помощника в передрягах, там не обнаружил.

Владелец фонарика, проследив за движением сталкера, оглушительно заржал.

– Че, козел, думал, мы не найдем нож? Гы-ы!

– Я – посол Приморского Альянса! – проворчал в ответ Псарев, но на громил его слова не произвели никакого эффекта.

Рядом лицом вниз лежал проводник Данила.

– Это ваш человек, помогите ему, – обратился Игнат к своим спасителям-похитителям.

– Кто? Этот? Наш?! – прохрипел обладатель прокуренного голоса.

– Караванщик. Данилой зовут. Он шел с нами с Выборгской.

Один из бугаев подошел, небрежно перевернул мыском сапога бесчувственное тело и презрительно сплюнул.

– Хрен какой-то. Не знаю его, – доложил он.

Внутри у Псаа все оборвалось.

«Как?! Данила лгал с самого начала? Он – не житель Конфедерации? Но кто он? И зачем пошел с нами?»

Сталкер был так потрясен, что не стал особо сопротивляться, когда его схватили под руки и потащили вниз по винтовой лестнице. Видимо, то, что Игнат назвался послом Альянса, сыграло свою роль. Вели его аккуратно. Следом тащили Данилу. С самозванцем церемонились меньше.

Спуск вниз казался бесконечным. Пролет за пролетом – все глубже и глубже под землю. Впереди – верзила с фонарем, освещающий путь. Следом – его люди. Псарев пытался считать ступеньки, но быстро сбился и бросил это занятие. Его мозг все еще не оправился от ментальной атаки и работал с огромным трудом.

«В третий раз за день меня ведут неведомо куда. Это начинает надоедать. Может, вырваться и удрать?» – вяло подумал он, но пришел к выводу, что лучше пока не предпринимать попыток к бегству. Он не знал о Северной Конфедерации ничего. В этих условиях побег был с самого начала обречен на провал.

Спуск кончился так же внезапно, как и начался. Игната провели по узкому тесному коридору и втолкнули в безликий дверной проем. Стальная дверь с решеткой захлопнулась за спиной сталкера. Звякнула связка ключей в руках у конвоира.

«Опять двадцать пять. Я начинаю привыкать к тюрьмам», – пронеслось в голове Псарева.

Он, конечно же, тут же принялся что есть мочи молотить в дверь ногами и руками.

– Я – посол Приморского Альянса! У меня письмо к вашему хозяину! – надрывался сталкер.

– Спокуха, паря. Нашли. Нашли мы письмо. Передадим в лучшем виде, – донесся хриплый голос. После этого конвой ушел. Затихли вдали гулкие шаги.

Игнат ощупал куртку. Так и есть – конверт с письмом от капитана Гаврилова с просьбой об оказании содействия исчез. Оставалось надеяться, что письмо передадут по адресу, и что Феликс Ратников, правитель общины, прислушается к словам Гаврилова.

Тюрьма выглядела точно так же, как на Площади Ленина. Видимо, потому, что камеры обустраивали в подсобках, а их во всем метро строили одинаково. Но если в Большом метро в тюремном коридоре хотя бы горело дежурное красноватое освещение, то северяне не видели смысла тратить дорогую энергию. В коридоре и камерах царил беспросветный мрак. Конвой ушел, а с ним исчез единственный источник света: ручной фонарь.

Сдаваться так просто сталкер не собирался. Он еще минут пять барабанил в дверь, ругался и угрожал. Безрезультатно. Конвой ушел, а караульные, если они здесь и присутствовали, никак себя не выдавали. Тишина царила в тюремном блоке.

Лишь из соседней камеры раздался вдруг сдавленный стон:

– Игнат, ну, хорош! Голова раскалывается!

Голос принадлежал Даниле.

– А. Очнулся, сученыш, – брезгливо произнес сквозь зубы Псарев.

Местные не узнали Данилу. Либо перед Игнатом разыгрывали какой-то странный спектакль, либо, что вероятнее, тот оказался самозванцем. Затесаться в толпу караванщиков мог любой. Постовые на Выборгской ни умом, ни сообразительностью не отличались, провести их смог бы и ребенок.