Площадь отсчета

Поздно ночью из дома на Исаакиевской площади вышли двое. Вид у этой пары был настолько комичный, что никто — в городе, кишевшем войсками, жандармами, сторожами, — даже не подумал, что их имеет смысл задержать. Один был маленького роста белобрысый мужичок в драном картузе и неоднократно залатанном ватном зипуне. Он нес сверток. Второй был высок, худ, и тоже в русском платье, которое явно было ему не по росту. Длинные руки в кожаных перчатках далеко торчали из рукавов нагольного тулупчика, порты были безбожно коротки. На голове у высокого криво сидел заячий треух, а внешний вид его довершали круглые золотые очки. Странная парочка беспрепятственно миновала рогатку Московской заставы и ушла из города по царскосельскому тракту. Дорога была совершенно пуста и даже расчищена, хотя и начинало мести. Впрочем, пока идти было хорошо.

Подгоняемый морозцем Вильгельм развил курьерскую скорость — он несся вперед в снежную темноту, бешено размахивая руками. Семен едва поспевал за ним. А Вильгельма наконец осенило, у него появилась цель — и к этой цели он и летел как на крыльях. Он решил взять у сестры хоть какой–то документ и денег (вид на жительство легко можно было позаимствовать у кого–то из ее крепостных), а потом ехать в Варшаву, к Константину Павловичу, и сдаться ему лично. Идея была гениальная. То, что он еще так недавно боролся с тиранией на Петровской площади, каким–то таинственным образом выветрилось из его сознания. Да, он был известный борец с тиранами — об этом знал каждый, кто хоть раз прочитал от начала до конца его эпическую поэму «Тимолеон» (бедный Вильгельм не знал, что таких людей в природе не было — приятелей хватало лишь на самое начало поэмы). Но Константин Павлович, которому он действительно присягал, не сможет не оценить его рыцарское желание проявить верность суверену. Более того, известный своей храбростью полководец, каков Константин Павлович, должен непременно нуждаться в собственном певце–менестреле. Ему–то Вильгельм и собирался предложить свои услуги. Он будет его Блонделем, а отважный Константин будет его Ричардом Львиное Сердце! Более того, в ученой голове Вильгельма понятия «тиран» и «тираноборец» находились достаточно близко. Недаром шиллеровский тиран был вполне готов просить покушавшихся на его жизнь героев, «на память столетьям в союз свой принять его третьим».

Путь Вильгельма был определен, а обстоятельства ему явно благоприятствовали. Верст через пять они вышли к деревне, заночевали в первой же избе, утром наняли обывательские сани и продолжили свой путь уже с комфортом. Впереди были Смоленск и Варшава. Менестрель спешил к своему повелителю.

НИКОЛАЙ БЕСТУЖЕВ, 16 ДЕКАБРЯ 1825 ГОДА, ДЕНЬ