Площадь павших борцов

- Есть одно радикальное средство избавиться от поносов - это русская водка, а потому советуем проситься на Восточный фронт, чтобы каждый день принимать водку внутрь в неограниченном количестве, после чего гарантируем вам излечение...

Впрочем, поправился он потом, а сейчас, еще страстно желая присесть за ближайшим барханом, Меллентин делал доклад фельдмаршалу Роммелю о положении в перепуганном Каире?

- Обстановка такова. Каир объявлен на военном положении. Окинлек доверил его оборону самым стойким войскам - новозеландским и австралийским. Египетские же солдаты заперты в казармах, чтобы предотвратить возможное восстание против колонизаторов. Сам же король Фарук, как главный заводила среди египетского офицерства, находится под домашним арестом, а электромонтер дворца водит к нему уличных женщин, чтобы он не бесился...

- Достаточно! - не захотел слушать далее Роммель и открыл бутылку с вином. Выпив, он обнаружил недурную фантазию. - Меллентин, а почему наши занюханные физики не могут изобрести такой двигатель, чтобы он работал на всасывание не бензина, а воздуха, как работают легкие человека, предпочитающего пить вино, а не бензин? Впрочем, какие еще у вас собраны сплетни?

- К нам летит "шаровая молния".

- Приятно слышать, - сказал Роммель. - Георга Штумме я знавал когда-то. У него там были какие-то нелады с Паулюсом?

С тех пор, как Роммель - на последнем издыхании моторов - выбрался к Эль-Аламейну, он ни на шаг не продвинулся к тенистым кущам блаженного Нила, где хотел бы поиграть с крокодилами. Казалось, наступило сомнительное равновесие: будто он, Роммель (со своими ничтожными силами), заключил перемирие с генералом Окинлеком (обладавшим большими силами). Окинлек не дразнил Роммеля, а Роммель не был способен ударить по Окинлеку. По этой причине "африканские качели", к скрипу которых столь бдительно прислушивался Черчилль, вдруг - на удивление всего мира - перестали качаться...

Роммель уже не надеялся получить корпус "F" - его включили в группу "А" фельдмаршала Листа. Солдат этого корпуса как следует прожаривали в теплокамерах, их пытали жаждой и голодом, они сутками гнили по шею в прусских болотах, их зарывали в раскаленный песок, готовя для боев в Африке, а теперь направили штурмовать предгорья Кавказа. Наконец, Паулюсу мало воздушного флота Рихтгофена - у Роммеля отняли и эскадрильи Кессельринга.

Он вдруг вспомнил ослепительный зал берлинского "Адлона", где струились разноцветные фонтаны, а длинноногие девки стучали в воинственные барабаны, украшенные цветами: "Был у меня товарищ, был у меня товарищ..."

Воспоминание о Паулюсе было даже неприятно!

- Застрявший в краю русских казаков, он обобрал меня до последней нитки... На меня в Берлине плюнули, как плюет солдат на беременную шлюху, чтобы не приставала с любовью!

Наконец, новые мощные танки, уже закамуфлированные под цвет ливийской пустыни, тоже оказались в придонских степях, даже не переменив желтой окраски на серо-зеленую:

- Да, был у меня товарищ, - говорил Роммель, хмелея. - Но хотел бы я знать, кто из нас раньше продвинется вперед?

Между ними, разделенными громадным пространством, возникло некое единоборство: если Паулюс обязан был 25 июля войти в Сталинград, то из Берлина и Рима требовали взять Каир или Александрию не позже 20 июня; Роммель изо всех сил пытался доказать Гитлеру первостепенное значение Ливийского фронта, но Гитлер поддерживал и укреплял не его, Роммеля, а Паулюса...

- Меллентин, разве не смешно, что у нас отняли все, а взамен всего этого нам присылают "шаровую молнию"?..

Муссолини оставил свои чемоданы, обещая вернуться к тому времени, когда перед Роммелем откроется блаженная дельта Нила; сейчас Роммелю было плевать на всех и на этого дуче; он уснул на железной лавке бронетранспортера, а генерал Тома заботливо подсунул под голову фельдмаршала пилотку.

- Пусть дрыхнет, - сказал Тома Меллентину. - Он еще не знает, что утром взорвался на минных полях внук "железного канцлера" - Бисмарка, разъезжавший на своем мотоцикле...

Роммелю снились желтые пески Киренаики, редкие пальмы в оазисах Мармарики с черными шатрами арабов, над ними нависал мрачный силуэт пирамиды Карет-эль-Хемеймат, темнеющий на горизонте, в ушах "лисицы пустыни" еще стоял треск британских пуль, разрывающих резину автомобильных покрышек. Роммель спал недолго, а когда проснулся, то увидел цветущие за штакетником прекрасные розы Франции, машущих крыльями аистов на крышах городов Фландрии.

Роммель сказал:

- Наверное, что-нибудь одно - или стала сдавать моя психика, или это обычный мираж, какие бывают в пустынях...

Меллентин предъявил ему пленного, одетого в хаки британского солдата, обутого в добротную обувь.

- Вот и новость! - сказал он, смеясь. - Нам попался чудак, который ни слова не знает по-английски. Попробовали говорить по-французски - тоже молчит. Да. же на арабском ничего не понимает... Язык его похож на эсперанто!

- Я... русский, - вдруг заявил пленный по-русски.