Площадь павших борцов

- Компаньо! - радостно возвестил Вольский. - Мне, поверьте, лучше видеть вас живыми в плену, нежели мертвыми перед своим фронтом. - Его голос временами садился до шепота, и Вольский сам объяснил причину, показав на свое горло. - Застудил на маневрах в сибирской тайге. Крым уже не помогает, лечился у вас в Италии, а летом прошлого года собирался повторить курс лечения у ваших прекрасных ларингологов, но тут... Тут-то мы и стали врагами! Кстати, - спросил Василий Тимофеевич, - вы, компаньо, из какой дивизии? "Равенна" или "Сфорецка"?

- Нет, "Коссерия", - охотно отозвались пленные.

- Тогда... садитесь, - предложил Вольский. - Правильно сделали, что пришли сами и догонять вас было не надо. А что ваш Джованни Мессе? спросил он офицера. - Уже в отставке?

- Нет. Стал заместителем у Итало Гарибольди. - Офицер Луиджи Комоло сказал, что Италия сыта Россией по горло. - Первый раз мы пошлялись в Москву вслед за Мюратом, королем неаполитанским, который потащил наших дедушек в Россию за своим зятем Наполеоном, и дедушки не вернулись к нашим бабушкам. Вторично мы сунулись вслед за англичанами под Севастополь - и после нас в Крыму осталось обширное кладбище. Теперь мы тащимся в обозах вермахта, а он завезет нас - неизвестно, но мы хотели бы умереть на своих постелях, а не в сугробах.

- Конечно! - рассудил Вольский, показав им листовку. - Тут не только Мадзини и Гарибальди, тут и другое. Более важное. Я ведь знаю, что итальянцы - народ храбрый. Но они хорошо сражаются, когда дело касается их Италии, а так... плохо!

- Мы хотим домой, - дружно заговорили солдаты. - В конце концов папа с мамой - это тоже не мусор. Если каждая русская тетка и спрячет нас в погреб, так каждый из нас до конца войны согласен быть ее страстным любовником. Лучше уж сидеть в погребе на картошке, нежели подыхать в немецком окопе.

Итальянцы достали письма своим родным и просили Вольского отправить их в Италию - через международный Красный Крест; плохо знакомые с географией России, они путали Дон с Волгою и, оказавшись плененными в излучине Дона, обычно начинали свои письма словами: "Привет с русской Волги!"

- Ну, до Волги-то еще далековато, - сказал им Вольский и, подумав, добавил. - Ну ладно. Письма отправим. Идите.

- Куда? - обомлели итальянцы.

- Да обратно. Не станем же мы из-за семи человек гонять в тыл конвоира. Идите. Заодно расскажете о нашем разговоре своим товарищам. И возвращайтесь обратно со всеми солдатами...

...Италия имела свою судьбу, неповторимую: в 1945 году не быть ей в числе стран побежденных, а быть ее народу в числе победителей! Согласитесь, что такое случается редко...

* * *

Прошло не так уж много времени после трагедии армий Тимошенко, а к Сталинграду до самого июля (точнее, до осени) еще выбирались бойцы, вырвавшиеся из кольца окружения. Кто из-под Харькова, другие о Барвенкова. Одетые во что попало, грязные и оборваванные, озверевшие от крови пролитой и ненависти пережитой. Почти все окруженцы без каких бы то ни было документов. Теперь не знали, к кому обратиться, кто им поможет, а властей они тоже боялись, ибо окруженцев могли замести особисты как "немецких агентов" (такое не раз бывало). Шлялись они, как неприкаянные, по улицам Сталинграда, как-то стыдливо козыряя офицерам, словно чувствовали себя виноватыми. Смотреть на них страшно: вместо ремней на винтовках - фитили от керосиновых ламп, иные даже лошадей вывели, вместо поводьев - бинты санитарные. Народ молчаливый. Сплошь небритые. Голодные. И... все-таки даже счастливые от того, что снова среди своих.

- Вот такие люди, - говорил Воронин, - злее всех дерутся. Они такое пережили, что теперь стали бессмертны.

Чуянов был согласен с мнением НКВД, но предупредил, что к окруженцам налипает немало бессовестной сволочи.

- Дезертиры и трусы только называют себя окруженцами, чтобы скрываться поудобнее. Они тоже опасны - сплетнями, страхами, домыслами... Кстати, как тюрьма твоя? Очистилась?

- Да всех вывезли в Камышин. Стенки же в тюрьме - во такие. Так теперь ни одной камеры нет свободной.

- Как понимать, если всех вывезли?

- А так и понимай. В камеры столько народу набилось! От бомбежек прячутся. Скажи кому-либо - так не поверят.

- А ты что?

- А что я? Или сердца у меня нету. Ключи отдал от камер. Не откажешь ведь - с детьми многие. С бабками. Суп варят с макаронами. Такой дух в тюрьме...

Город-гигант просто распирало, так он был перенасыщен людьми. Тут и местные, тут и бежавшие с Дона, тут и наехавшие Бог знает откуда в поисках тишины и покоя, а теперь эти беженцы не знали, что им далее делать, куда бежать:

- Мы-то, грешные, думали, что на Волге-матушке покой сыщем, а вот заехали - из огня да прямо в полымя...