Площадь Разгуляй

Мне не забыть, как укутавшись в Бабушкин плед, «которому сто лет в понедельник», страдающий от приобретенной в начале 30–х годов в тюремном карцере астмы, Владимир Павлович Эфроимсон просвещал меня. Вычитывая подчёркнутые им абзацики из каких–то журналов, книг. И из переложенных закладками порядком потрепанных тетрадей в голубую мелкую клеточку некоторые очень волновавшие и огорчавшие его еще больше выдержки из статей. Все — об «идиотском поведении недоумков и просто наглецов» из еврейских общин Австрии и Германии.

— «…Итак — среди евреев много талантливых людей, но, к сожалению, они, в большинстве своем, не ставят свои способности на службу обществу…» Это я‑то не ставлю?! — он вновь попытался отшутиться от очередного пароксизма кашля… — «Как правило, это атеисты и материалисты, революционеры и демагоги, гоняющиеся за модой и супермодернизмом и призывающие к разрушению старого мира, так бережно и трепетно сохраняемого и охраняемого немцами!.. Евреи, в том числе женщины, выступают в первых рядах поборников ликвидации институтов брака и семьи, с упоением отдаются празднествам и увеселениям…» — Владимир Павлович вздохнул хрипло, я до сих пор слышу этот тяжелый, как у очень усталой лошади, хриплый вдох… Протер лицо взволнованно. — «Они верили, что смогут одним махом избавиться от своего прошлого и на его развалинах вкусить чужой, но сладкой жизни… Евреи не были органической составной частью европейской культуры, они просто–напросто присвоили себе результаты культурного прогресса после революций 1789 и 1848 годов. Они не стояли у истоков европейской культуры, не понимают ее. Потому становятся антисемитами не только оголтелые фанатики, но и те, кто чтит свое прошлое и противится тому, чтобы евреи присвоили себе его плоды..

— И что за юдофоб написал такое? — сумничал я…

— Э-э! Если бы «юдофоб»! Это, мальчик мой, написал сам Хуго Бергман! И написал не просто в какой–нибудь статейке в «Божий свет, как в копеечку», а выплеснул в доверительном письме еще одному большо–ому еврею: профессору Карлу Штрумпфу — человечине, человечеством уважаемому, как, впрочем, и сам Бергман…

— Но это — далеко не все. В 1912 году вот в этом вот журнале — у меня подстрочник его — очень активный и уважаемый сионист Мориц Гольдштейн написал вот что: «…Захват евреями контроля над культурной жизнью Берлина — газетами, театром, миром музыки — означал, по существу, самозванную узурпацию контроля над духовной жизнью немецкой нации, которая никогда не давала им, — … нам, следовательно, нам, мальчик!.. — на это мандата!.. Несомненно, — заканчивает Гольдштейн, — в долговременном плане, такая ситуация создавала опасность для самих евреев, поскольку и литература, и искусство должны быть неотъемлемой частью и самым сокровенным выражением чувства родины, нации и исторических традиций…». Видишь?

Вновь и вновь — традиции и их незваные разрушители! Должен был наступить конец этому беспардонному вмешательству в жизнь немцев? Должен… Кажется, он уже наступил… Боюсь: будет он страшен для евреев. Немцы — те же русские: их очень трудно разбередить. Они умеют долго терпеть. Но однажды они примутся за нас! Ой, будет плохо! Ой, плохо!

Если быть точным, я с этими статьями давно ознакомился у дяди Миши Гаркави. Но именно из уст мучимого астмой Эфроимсона слова Бергмана и Гольдштейна особенно тревожили, — все ж таки я, за время, когда читал их у Михаила Наумовича, подрос. И воспринимал более остро. Хотя, конечно, Гаркави познакомил меня куда как с более серьезными высказываниями самих пострадавших — авторов художеств, «совершеннейше распоясавшихся и навлекающих на свою и другие еврейские головы непредсказуемые несчастья». Как предрекал Максим Винавер — на головы вообще всех европейских евреев.

Важно вот что: тогда, у постели Владимира Павловича, по-нял я отвратительную, воровскую по сути, фальшь смысла и тона гольдштейновских, бергмановских и буберовских (о по–следнем прежде не слышал) «откровений». Ведь никого из них не интересовало, как сами немцы переживают призывы евреев разрушить старый немецкий и только немецкий мир, или как относятся к призывам именно евреек–культуртрегерок ликвидировать именно немецкий институт брака и семьи. Что все это пакостничество стоит самим немцам — их уверенности в завтрашнем дне, их спокойствию после тяжелого рабочего дня, наконец, их немецкой национальной гордости? Да ГОИ они!

Этим всё сказано. Потому, нашему ли вору в чужом доме до самочувствия хозяев? Он же грабить залез, а не пользовать их от стресса. Или убить, но не оживлять их искусственным дыханием!

И Гаркави, и Эфроимсон, и Ярон, да и Бабушка с шотландскими её корнями очень обстоятельно мне это ТАК объяснили.