Площадь Революции: Книга зимы (сборник)

Мне западло писать вам, блин.

Ведь – time is money. Так считаю не один.

Мне – fuck you – стыдно вам писать.

Хочу вас калом забросать…

«Короче, – перепрыгивал с макаронического стиха на стыло-свинцовую прозу Жорж Иванович. – Если не прекратите свои наезды, не сожрете прилюдно свой политический кал – вам кранты. Мы вас колупнем. И колупнем глубоко. Все ваши счета под нашим контролем. Глохните и не высовывайтесь.

Ваш – Жорж Козлобородь».

– А чего это он «ко» забыл в конце фамилии привесить?

– Русифицируется по ходу текста, чтобы скрыть свое хохляцко-польское происхождение.

– Да че нам Жоржик! Бросьте вы на хрен этого провокатора. Кто только не помыкал им: и КГБ, и ФБР, и «Сюртэ», и даже какая-то «Сигуранца»!

– Не сметь так говорить! Козлобородько на Думу с бомбой ходил!

– Ага. С муляжом он ходил. В магазине игрушек за две сотни купил.

– А вы – и с муляжом не отважитесь.

– Все, хватит болтовни.

С места поднялся и прошелся по бывшему огромнооконному Детлиту рыжий черт Радославлев.

– Взовью перед вами, друзья, радостную весть. Натан Игоревич, бросьте подпрыгивать, подойдите сюда.

Вы обязаны с ясным лицом и прямой спиной встретить весть радости. Она – из хорошо вам известного «Банко ди Революшн». Но сперва попрошу вас вспомнить, господин Гримальский, кто вы есть. Если вы, конечно, настоящий «своблик», а не агент путинской охранки.

– Я… Вы… Да как вы осме…

– Хорошо, хорошо, возмущение вам зачтется. А все-таки вспомните: кто вы на самом деле есть?

Вспоминать, видно, было что: глаза, морщинки, уши, брови, рот, даже волоски в ноздрях – все зашевелилось, задергалось, пришло в нервно-хаотическое движение на лице Натанчика.

Недолгая, но поистине завораживающая история партии «Либри», а также ее предшественницы партии «Сво» отбросила на лицо Гримальского, да и на многие другие лица, двойную – тяжко величественную, а в то же время и нервно-подвижную тень.

От первичного лозунга: «Мы, “Либрики”, – мы вам дарим “Libresse”»,  – и до последней капли бензина, а говоря человеческим языком, до программы полной либризации всего парка тракторов и комбайнов в России, шла неустанная и безотлагательная партработа. Новизна этой работы была в том, что «либрики» не только остановили всякое движение тракторов и комбайнов в стране, но и обзавелись, для лучшего финансирования этого дела, собственным банком. И не каким-то банком идей! Банк был самый настоящий, богатейший, устойчивый.

Кругом стояли непаханные поля. Стыл на лету не залитый в шахтные печи – вагранки – металл. Замерзали крупные поселки и даже небольшие областные города. Ветер гулял в проглядываемых насквозь домах по всему великому евро-азиатскому пространству.

На фоне всего этого эстрадно-автомобильного хаоса – движения либриков были отточены и высоко искусны: как остро-быстрые тени в средневековом театре Дракулы взмывали и реяли они на низких и средних высотах!..

Мягко смахнув со стола на пол каракули Жоржа, рыжий черт Радославлев стал читать свое. Он читал о новых кредитных операциях банка – и на окружающие его лица ложилась тень удовольствия. Он читал о покупке недвижимости под Питером и в Калининградской области, и тень исчезала, а вместо нее сиял на щеках и краешках губ уже сытый лоск.

Он читал, и единственная бровь его (вторая была ловко, по моде, выбрита) взлетала высоко на лоб, а стеклянно-прозрачные глаза, полыхающие мировым огнем, казалось, рассеивали надвигающуюся мглу. Он читал, и розовая, слегка обвисающая плоть бритой надбровной дуги поясняла лучше всяких цифр: жизнь состоялась!..