Площадь Революции. Книга зимы (сборник)

Тут некстати обернулся Демыч, и Воля опять полезла за статую – застегивать на груди блузку и курточку.

– Ну будет, милая, прятаться! А то мы ваших сисек в замочную скважину не видели! Пора нам, опаздываем по времени. Аблесим! Тем же ходом, через три зала: бегом марш!

Демыч отпер ключом железную дверь, и они вдвоем пошли по широкому коридору-тоннелю. Вдруг Воля споткнулась, упала лицом в какие-то рельсы. Она чертыхнулась, хотела выматерить Демыча, но взгляд ее упал ниже…

Глубоко внизу, сквозь паутину железных реек, труб, бетонных шпал, были видны люди. Маленькие, кривоногие, с собачьими харями и торчащими вверх ушами, они проворно бегали туда-сюда, что-то подвозили, увозили, нагружали, сгружали. «Да их тут целый полк! Куда власти-то смотрят? Или… опять купили их?»

Наливаясь тоской и гневом, Воля поднялась. И почти сразу же они с Демычем оказались в подсобном помещении московского метро.

– А, из Центрального… Здорово! Архитектуру улучшать будете? – приветствовал их работник метрополитена в форме, пьющий за столом чай. – Чего так поздно? Мы вас с утра ждали.

– Проект сложный. Вот, архитектор из Центрального смотрела. На предмет обновления станции. Что да как. Ну и вообще…

Всего через минуту-другую попали они в метрозал, знакомый Воле с детства.

– Задача, – шептал Демыч, пытаясь узким языком долизаться до Волина уха. – Задача… ммм… Просчитать количество шагов, привыкнуть к новой одежде, заново присмотреться к статуям на станции. Заново осмыслить! Опять проникнуться! Площадь же Революции все-таки! При встрече с возможными знакомыми – не пугаться, в знакомстве не признаваться. Ну, над личиком вашим мы дома еще поработаем. Вперед, вперед и выше, милая!

Скульптуры на станции были все те же. Тяжкое бремя революции мрамором и гранитом висело над их плечами. Казалось, еще чуть – и громоздкие своды опустятся, вдавят скульптуры в пол. Внезапно Воле подумалось: «Вот бы самих революционеров заставить так-то – подобно скульптурам этим – годами стоять. С нависающим грузом всех прошедших революций! А?»

От одной такой мысли ей стало радостно, горячо. Забыв о квелом Демыче, сплющила она веки.

И сразу же кожей почувствовала: Ленин и Троцкий, Сталин и Каганович, Каменев и Зиновьев, Березовский и Зюганов, Немцов и Хакамада, Каспаров и Ругова, Плеханов, Берия, Чернышевский, Жан Жорес, Робеспьер, Крупская, Коллонтай и даже Авраам Линкольн с Джорджем Вашингтоном – в зимних одеждах, раскрасневшиеся от натуги, утомленно-телесные, – стоят, сидят и полусидят в нишах станции, заместив собой тяжкую бронзу! А на плечах у них – груды металла, залежи кварцитов, осколки камней!

«Так-то, любезные! Так-то, ненаглядные! Сами теперь революции свои держите на плечах да на шеях. И уж никогда больше на солдатушек, да на мужиков, да на баб покорных – за вас в огонь и в воду кидающихся – их не перекладывайте!»

Песиголовцы

Дневное возвращение на дачу вспоминалось неохотно, с трудом. А вот вечер помнился отчетливо: без рябой бабы Фадеевны Никта заскучала, стала выть, кидаться с кулаками на охрану. Для успокоения и душевных бесед ее привели к Воле. Но и там она продолжала бушевать. Никте сделали укол, и она тут же, на коврике, вырубилась.

«Теперь до утра не проснется».

Воля с облегчением вздохнула: она ждала «невидимого мужика», ждала Андрея. Однако вместо Андрея включился умело спрятанный магнитофон, и вздорно-поучающий, но чем-то и приятный баритон стал уговаривать, увещевать…