Площадка

— Все собрались в актовом зале. Зашел директор. Сел на свое место на сцене в президиуме, а затем полчаса разглагольствовал о трудовой и профессиональной дисциплине. Честно сказать, я не могу тебе точно воспроизвести, что он там говорил, но самое главное, что я уловил, — это то, что теперь поменяется все. Рабочее время жестко регламентировано. Вход и выход по электронным пропускам. На всех входах с сегодняшнего дня установлены и будут работать камеры. Сказал, что в сложившихся условиях необходимо превратиться в единый организм, и только тогда мы сможем выжить. Затем на сцену стали вызывать по фамилиям для получения пропуска. После получения его каждый должен был рассказать о своих трудовых функциях, записанных в должностной инструкции. Сам понимаешь, как это выглядело со стороны, и естественно, что большинство не смогло даже приблизительно перечислить, что они там обязаны выполнять. Директор поручил заведующим провести разъяснительную работу с сотрудниками и к завтрашнему дню, во-первых, расположить все лаборатории по секторам в актовом зале и, во-вторых, каждому сотруднику выйти на сцену и рассказать о своих должностных обязанностях перед коллегами.

— Да, дела. А про дождь что-нибудь было? Жора вчера говорил, что летучка будет по поводу дождя.

— Да, было. Руководство сказало, что вследствие неблагоприятных климатических условий, связанных с погодной аномалией, с сегодняшнего дня на работе нельзя задерживаться и опаздывать на нее без согласования с начальником.

* * *

Каждый встреченный на моем жизненном пути человек всегда чему-то меня учил. Камал научил меня пить кофе с лимоном, пить с блюдца, сюркая, а еще относиться к растениям с точно таким же уважением, как и к людям. Нас с детства учат уважать старших, прислушиваться к их мнению, словно никакого другого мнения не существует и остальной окружающий мир не требует уважения. Мне кажется, именно это и приводит нашу цивилизацию к утрате человечности. Человек, безусловно, важен, но нельзя забывать и о том, что мы всего лишь незначительная часть сложнейшей системы, в которой почему-то для себя решили, что остальные элементы должны подчиняться нам. Возможно, система дала достойный ответ в виде дождя. Может быть, не везде. Может быть, только здесь, но к каким последствиям мы придем? Чему научит нас этот ответ, я пока до конца не понимал, но очень хотел разобраться.

От Камала, от его кофе, от его лимонов, которые он выращивал на подоконнике, подсвечивая растения фитолампами, подкармливая удобрениями, опрыскивая дистиллированной водой, чтобы на листьях не оставалось разводов, совершенно не хотелось уходить, но уходить было надо. Пока я спускался на третий, набрал Пашу и выяснил, что завтра, скорее всего, с часу до двух можно будет увидеть Андрея.

* * *

Аня провела все подготовительные работы по пробоподготовке, навела реактивы и поставила образцы на мокрое озоление. Самая большая ошибка в любых исследованиях заключается в отборе проб. Стоит ошибиться — и результаты, полученные на самом дорогом приборе, будут бесполезны и могут ввести в заблуждение.

Я посмотрел на часы: до конца рабочего дня оставалось пятнадцать минут. Нужно было позвонить шефу и, судя по тому, что я узнал от Камала, объяснить, что нам придется задержаться.

Шеф прислал на почту документ, в котором необходимо было указать причину задержки на работе и точное время окончания работ. Конечно, никаких временных рамок в нашей работе не существовало, поэтому я написал ни к чему, как мне тогда казалось, не обязывающее: «20:00». Нет ничего страшнее, чем формализм, пронизывающий в настоящее время все сферы общественной жизни. А судя по тому, что я услышал от Камала, система закручивает гайки.

Аня закончила около семи. Когда мы все убрали и собрались, на часах было полвосьмого, но комендант действовал согласно составленной служебной записке, в которой было указано, что работы закончатся в восемь, и не выпускал нас именно до этого времени. Раньше я бы назвал такое маразмом, но, как я стал замечать, таких перегибов с каждым днем было все больше, а в мире, в котором идиотизм становится нормой, искажаются понятия добра и зла, хорошего и плохого. Когда форма уже важнее содержания, общество теряет нравственные ориентиры, превращаясь в стадо, слепо повторяющее действия вожака.

Не знаю, почему получается так, но часто люди делятся со мной чем-то крайне личным. А мне непонятно, зачем рассказывать чужому человеку о своих проблемах и бедах. Со временем я понял, что это просто такая категория людей, выносящих на суд общественности все, даже свои самые незначительные поступки и действия. Есть же люди закрытые, которые никогда ничего про себя не рассказывают, но и они в моменты физической усталости становятся чрезмерно разговорчивыми и общительными.

Аня была как раз из последней категории, поэтому, когда мы ехали назад, я слушал о ее молодом человеке, о том, как они познакомились и начали встречаться, о родителях — в общем, обо всем том, что меня совершенно не касалось.