Плоские стихи

Ты любила ее, ты читала ее рассказы и ловила в них отблески чаровницы. У тебя прерывалось дыханье, когда дрожали от случайного смеха ее ресницы. Ты любила ее, отдавала себя без сомненья. Да чего сомневаться, когда это чудо рядом. Но любовь — это трудно признать — длится только мгновенье, и однажды уже не смертельны ее снаряды. И теперь ты сидишь, и внутри пустота и слабость. И теперь ты не знаешь смеяться или сердиться. И уже не она — и надежда твоя, и радость. А ресницы ее… обычнейшие ресницы.

Выбираешь стихи

Выбираешь стихи, собираешь их, словно цветы, нет, грибы, нет душистую сласть земляники. Выбираешь стихи, а потом выбираешь и ники, потому что без ников они никому не нужны. И придумавши форму, наполнишь ее содержаньем, не заботясь особо, чтоб были удачны идеи. Потому что ты думаешь: главное, чтобы успели. Чтоб успели Куда? Все равно, лишь бы прежде да ране. Так бежишь от созвучья к строфе и от строчки к поэме, и считаешь, что все хорошо, что ты занята делом. И что дело твое для кого-то и важно, и нужно, но молчаньем ответит тебе этот мир равнодушный. Потому что, когда выбираешь стихи и кладешь их в корзину, надо съесть половину из них, миру дав половину. И узнав вкус стихов, ты узнаешь их цену и крепость. Только надо хорошие зубы, желудок и смелость.

Миру не стоит смотреть в глаза

Миру не стоит смотреть в глаза — ты ничего не увидишь там. Разве что, как протекает соль по его ссохшимся щекам. Миру не стоит смотреть в глаза — ни глубины в них, ни смысла нет. Мир равнодушен и слишком стар. Если и знал, позабыл ответ. Волосы мира присыпал снег, плечи худые опыт согнул. Миру не стоит смотреть в глаза. Он не задумался, он уснул. Спит он и видит свой вечный сон — пламя драконов, потопа гул, время, когда не пришел человек, ветку, которую тот не согнул, плод, истекающий соком зря, и серафима с горящим мечом. Он сторожит этот сад от тебя, пусть ты еще в этот сад не пришел.

Миру не стоит смотреть в глаза. Пусть он спокойно и сладко спит. Вдруг он проснется, увидит тебя — и ничего тебе не простит.

Любовь

Ну вот живешь ты — смешной, беспомощный, не доверяющий никому. Ты строишь крепость, и крокодилов плодишь и множишь в глубоком рву. Твои врата ощетинились пиками, на каждой пике — по голове. Какой бы враг не пришел великий, ты в безопасности, ты вполне доволен жизнью и содержимым своей гладкокаменной твердыни. И лишь во сне позволяешь себе произнести запрещенное имя.

Слышать свое творенье

Слышать свое творенье, смотреть в глаза, и отирать слезу, если есть слеза. И хохотать открыто, когда смешно — это такое счастье, что есть оно, есть оно, это чудо — твое дитя, есть его смех и слезы, его судьба, свитая осторожно из слов твоих, слитая непреложно для вас двоих. Не прекратить творенья живой поток. Бог никогда не будет одинок.

Посвящается Фердинанду Шервалю

Другой бы споткнулся о камень и дальше тащился в пыли, ругая дороги и мэра, и две их обычных беды. Пришел бы домой, снял ботинки, жену побранил просто так, съел супа, распил полбутылки, приперся бы шурин-дурак, завел разговоры про ссуду, мол надо за свет и за газ, Сесиль, мол, беременна сдуру, нельзя отложить про запас. Что делать? Достал две банкноты, расписку велел написать… Три строчки черкнув, он простился, забыв и "спасибо" сказать.

Другой бы споткнулся о камень и в нем не увидел дворца. Но спит затаившийся пламень в душе озорного творца. Он ждет, незаметный, обычный, ничем не приметный для нас, пока не споткнется о камень нога в предназначенный час.

Читать стихи

Читать стихи и думать о величьи не всем дано. Кому-то — все равно, кому-то — слишком важно. Я в девичьей сижу, лучину жгу, тку полотно. Приходит леший в мужеском обличьи и предлагает горькое вино.

Я пью, а он вздыхает и читает о доблести, о славе и о той, лицо которой в непростой оправе по-прежнему витает надо мной.

Регтайм

Будь осторожней в своих желаниях, маленький бог страниц. Словно качели воспоминания, выбери — верх или низ. Но задержаться, как ни барахтайся, ты не сумеешь ни там, ни тут. Прошлое вымерло. Мимо пальцев наши минуты текут. Только что было мгновение вечностью, вот уже вечность — мгновение. Точка становится бесконечностью. Все зависит от настроения.

Поэты пишут неровно

Поэты пишут неровно. Поэты неровно дышат. А также — все поголовно — они иногда не пишут. Смолкают на время рифмы и ритм не гремит тамтамом. Поэты — а это все мы — продавливают диваны. И пультом щелкают нервно и ищут фильм о любви, чтобы не думать, наверно, куда их музы ушли. А музы курят в тенечке и деланно громко хохочут, они поставили точку, им музами быть нету мочи. Они никогда не вернутся. Они это точно решили…

Докурят и разойдутся туда, где до этого были. Вернутся к поэту с диваном, заставят дышать неровно. Они вернутся, я знаю. Уж это-то безусловно.

Скрип