Плоть

Прямо посреди рассказа Сарвант поднялся и вышел из дома. После его ухода за столом воцарилась тишина.

— Ваш друг заболел? — спросил, наконец, Витроу.

— Некоторым образом, — ответил Черчилль. — Он вырос в стране, где сексуальные разговоры считаются непристойными, табу.

Витроу удивился.

— Однако… как же такое могло произойти? Что за странный обычай?

— Я полагаю, что и у вас есть свои запретные темы, и они могут показаться столь же странными ему. Извините меня, я должен пойти и выяснить, что он затевает. Я скоро вернусь.

— Передайте ему, чтобы он тоже вернулся. Мне хочется еще разок взглянуть на человека со столь извращенным мышлением.

Выйдя из дома, Черчилль увидел, что Сарвант попал в довольно своеобразное положением. Он забрался почти на половину высоты тотемного столба и тесно к нему прижался, чтобы не упасть. Увидев эту освещенную луной сцену, Черчилль стремглав бросился назад, в дом.

— Во дворце львица! Она загнала Сарванта на столб!

— Это Алиса, — пояснил Витроу. — Пума, которую мы отпускаем после захода солнца отпугивать бродяг. Я сейчас попрошу Робин унять ее. Она и ее мать умеют управляться с крупными кошками намного лучше меня. Робин, отведи Алису в клетку!

— А может ее лучше взять с собой? — спросила Робин. — Ты не возражаешь, если мистер Черчилль проведет меня на концерт? С тобой он успеет поговорить позже. Я уверена, он не откажется от предложения погостить у нас некоторое время.

Казалось, что-то промелькнуло между отцом и дочерью. Витроу понимающе улыбнулся и кивнул.

— Разумеется. Мистер Черчилль, не угодно ли вам быть моим гостем? Можете оставаться у нас столько, сколько вам заблагорассудится.

— Для меня это большая честь, — согласился Черчилль. — А Сарванта касается это приглашение?

— Если он пожелает. Только не уверен, что ему будет легко у нас.

Черчилль открыл дверь и пропустил Робин. Она вышла наружу и, не колеблясь, взяла пуму за ошейник.

— Спускайтесь, Сарвант, — позвал Черчилль. — Еще не пришло время бросать христиан ко львам на растерзание.

Сарвант неохотно спустился со столба.

— Мне, разумеется, следовало не трогаться с места. Но все произошло так неожиданно. Я меньше всего ожидал этого.

— Вас никто не осуждает за то, что вы спасались, как могли, приободрил его Черчилль. — Я бы поступил точно так же. Горного Льва нельзя не уважать.

— Подождите немного, — произнесла Робин. — Я должна пойти за поводком для Алисы.

Она погладила голову львицы и пощекотала, хотя издаваемые ею звуки напоминали, скорее, шум отдаленной грозы. Затем, по команде хозяйки, она последовала за нею в дом.

— Все в порядке, Сарвант, — сказал Черчилль. — Почему вы улизнули из-за стола? Неужели вам непонятно, что этим вы могли нанести смертельную обиду нашим хозяевам? К счастью, Витроу на меня не сердится. А вот из-за вас этот лучший взор Фортуны за все время нашего пребывания в Ди-Си мог от нас отвернуться.

Сарвант сердито посмотрел на Черчилля.

— Неужели вы хоть на миг допускаете, что я должен был спокойно переносить описания совокупления с женой?

— Полагаю, что в данное время и в данной стране в этом нет ничего предосудительного, — спокойно заметил Черчилль. — Эти люди, ну, как это сказать, люди вполне земные. Им по нраву хорошая возня в постели, им нравится рассказывать об этом.

— Боже праведный, да ведь вы их защищаете!

— Сарвант, что-то я вас никак не пойму. Вы сотни раз сталкивались с обычаями гораздо более отталкивающими, совершенно омерзительными, когда мы были на Виксе. Но я никогда не замечал, чтобы вы отворачивались.

— То было совсем иное. Виксиане не были людьми.

— Они были гуманоидами. Нет, Сарвант, нельзя осуждать этих людей, исходя их наших этических норм.

— Вы хотите сказать, что получили удовольствие от анекдотов об его постельных радостях?

— Мне, разумеется, было не совсем по себе, когда он рассказывал о зачатии Робин. Но, полагаю, только из-за того, что сама Робин присутствовала при этом. Однако это нисколько ее не смущало — она смеялась вместе со всеми.

— Эти люди — выродки! Нет кары на их головы!

— А мне всегда казалось, что вы противник всякого насилия.

— Да? — Сарвант запнулся в недоумении. Затем произнес тихо: — Вы правы. Я поддался ненависти, хотя мне следовало бы возлюбить. Но ведь я только человек. И тем не менее, даже такой язычник, как вы, абсолютно прав, упрекая меня в том, что я заговорил о каре.

— Витроу предложил вам вернуться.

Сарвант покачал головой.

— У меня не хватит духа на это. Один бог знает, что может случиться, если я проведу там хотя бы одну ночь. Я бы не удивился даже, если бы он предложил мне свою жену.

Черчилль рассмеялся.

— Я так не думаю. Ведь Витроу не эскимос. Вы, что, думаете, если эти люди развязны в разговоре, так у них нет определенного кодекса сексуального поведения? Да он у них может быть даже более строгим, чем во времена королевы Виктории. Что вы намерены делать дальше?

— Я хочу подыскать какую-нибудь гостиницу и заночевать в ней. А вы?