Плоть

Тем не менее, ее тщеславие тешила мысль, что Барбоза непрерывно станет думать о ней, только о ней, что ее образ не изгладится у него из памяти, что всякое его действие будет предприниматься исключительно ради нее.

Будучи тонким аналитиком, она не заблуждалась насчет своих нынешних чувств: в наслаждении, которое ей доставляла покорность Барбозе, она испытывала скорее удовлетворенную гордость, нежели радость разделенной любви.

Она пошла в спальню Барбозы и стала прибирать его вещи, книги и газеты, разбросанные по столу, по стульям и мраморной тумбочке.

Никто во всем доме, включая самого полковника, не удивился такой заботливости – крепкая и близкая дружба, установившаяся между ней и Барбозой, была веским тому основанием. Всем казалась вполне естественной роль экономки, которую она взяла на себя.

Между тем в негритянских хижинах вольные отношения Лениты и Барбозы уже становились предметом пересудов, на которые столь падка черная раса. Негры и особенно негритянки шушукались, обсуждали охоту, на которой не добывалось никакой дичи, болтали всякую чушь.

Выдвинув ящик письменного стола Барбозы, чтобы достать какую-то мелочь, Ленита наткнулась на овальную черепаховую шкатулку, инкрустированную металлом и перламутром.

Ленита открыла ее машинально, безо всякого любопытства. Внутри она обнаружила четыре сложенных листка бумаги, сильно позеленевший медальон с изображением Богородицы, засохшие цветы и несколько клубочков белой пряжи.

Что за чертовщина? Барбоза неверующий, так на что ему медальон? А клубочки шерсти? Наверняка они упали с бального платья, в которое облачалась женщина, стремившаяся попасть к нему в дом, к нему в спальню, к нему в постель. А засохшие цветы? А бумаги? Ах да, бумаги... Бумаги наверняка содержали разгадку, ключ ко всем тайнам.

Развернув первый листок, она обнаружила тонкий локон каштановых, почти черных, атласных волос.

Развернула второй. Это оказалась записка в несколько строчек, написанная изящным, убористым, округлым женским почерком. В записке говорилось:

Непременно приходите в субботу. Если не придете, я рассержусь. Я все время думаю о вас. Прощайте.

Ленита побледнела и закусила губу. Глаза у нее метали молнии. Дрожащими руками развернула она третью бумагу – большой плотный лист фирмы «Фиуме». Она была исписана почерком Барбозы – некрасивым, не очень разборчивым курсивом. Не оставалось сомнений, что это разрозненные впечатления, нанесенные на бумагу по горячим следам – бессвязные, то и дело прерываемые отточиями.

Ленита прочла: