Плотина Фараона и Первая еврейская революция

— Наин, — неуверенно начала Фуидж, — а что, если бы ты выделил мне урок в своей школе? Если ты находишь мои рисунки хорошими, то, может, я смогу чему-нибудь научить твоих учеников.

От этих слов Наин изумлённо застыл с открытым ртом.

— Как же ты это хорошо придумала, голубка моя, — наконец произнёс он. — Конечно! Ты права, наши дети должны не только уметь писать и считать, они должны понимать искусство, видеть и ценить всю красоту окружающего мира.

— Как мне приятно, Фуидж, — обнимая её, проговорил Наин, — что ты понимаешь меня и желаешь помочь. Как я благодарен тебе и как я люблю тебя!

Но и на этом приятные вести не закончились!

Внезапно, и, как всегда, с шумом в комнату ворвался Боби.

— Наин! — закричал он. — Прячься! Там, на пристани, жрец из Главного храма, тебя спрашивает. Я на него сейчас собаку натравлю, а ты тем временем беги огородами.

От неожиданной вести Наин растерялся и машинально испытал чувство страха. Уже в следующее мгновение он сообразил, что боятся ему абсолютно нечего, но вышел на крыльцо в лёгком волнении, оставшемся после неожиданного испуга, а перепуганная насмерть Фуидж выбежала следом.

С крыльца Наиан увидел приближающуюся фигуру человека в розовой одежде. Тот, опираясь на посох, остановился у их дома и из под руки глядел на Наина. Это был Сох!

Наин рванулся вперёд, сбил попавшего под его ноги Боби и, подлетев к старику, крепко его обнял.

— Дружище, Сох! Как же я рад тебя видеть! — проговорил он, наконец, когда улеглось волнение, — откуда ты здесь?

— Вот я и приехал, как обещал, чтобы взглянуть на твою ненаглядную Фуидж, из-за которой ты готов был умереть, — произнёс Сох, вытирая слёзы. — Ну, показывай же её.

— Да вон она, на крылечке, ждет, чтобы поклониться тебе, — указывая рукой, ответил Наин и закричал, — Фуидж, мама, Сох приехал!!

Мать, выбежавшая вслед за Фуидж, вытирая руки о фартук, всматривалась в незнакомца. Когда Наин подвёл Соха к крыльцу, она и Фуидж низко, по обычаю, поклонились жрецу.

— Проходите, пожалуйста, в дом, — пригласила его мать и, подозвав Боби, велела бежать за отцом.

… До поздней ночи продолжалась гулянка в честь приезда дорогого гостя. Мать и отец, зная, как много этот человек сделал для их сына, старались изо всех сил угодить ему. Мать всё время старалась подложить в его тарелку новое кушанье, а отец достал тридцатилетней выдержки вино. Ну, а Сох всё рассказывал и рассказывал…

А тесть Наина пьянел и пьянел. К концу вечера он заявил, что уважает всех жрецов мира и с этой минуты принимает обет безбрачия.

— Пойдём уж, мой жрец, домой, — вытаскивая его из-за стола, проговорила тёща. — А вот завтра и посмотрим, — и увела упирающего тестя.

Наин с Сохом присели в беседке. Сох, не торопясь, пересказывал ему новости храма и передал привет от Мака.

— А Бак погиб при осаде храма, — печально сообщил он Наину. — И без того нелюдимый Мак после смерти брата совсем перестал показываться на людях и, кажется, первый раз улыбнулся, когда я ему сообщил, что еду проведать тебя.

Ну, а Наин после новостей гостя рассказал ему о своей будущей школе, на что Сох несказанно обрадовался.

— Я не ошибся в тебе, мой мальчик, — вдруг разволновавшись, проговорил старик. — Ты даже не представляешь себе, какое великое дело ты задумал! У меня нет слов, чтоб выразить признательность и как мне жаль, что я стар, чтоб оказать тебе достойную помощь. Но я всё равно смогу помочь тебе. Я сделаю копии с папирусов по истории Египта, а ты будешь учить по ним детей, и я верю, что все знания, приобретённые ими, помогут нашей стране в будущем.

— А Фуидж твоя — действительно красавица, — после паузы, вдруг сменив тему, проговорил Сох. — Но это не так важно. Главное, что она любит тебя. Меня, старика, не проведешь, и я вижу это. За такую я бы и сам умер на дне глубокого колодца. — Тут он засмеялся, — ишь ты, старый и больной жрец о красивых женщинах размечтался. Только это всё поздно, видимо пришло время поверить в бога.

— Ты что, — удивился Наин, верующим стал?

— Нет, конечно. Я слишком много знаю про религию, чтобы поверить в Бога. Я просто говорю о периоде жизни любого человека, когда ему хочется поверить во всемогущего Бога.

— А разве есть такой период?

— Есть! Вот ты замечал, Наин, что в храмах замаливают свои грехи в основном пожилые люди, что там совсем мало бывает молодых? — спросил его Сох.

— Заметил.