Они протискиваются сквозь плотные ряды завсегдатаев, подходят к столу, где тут же потеснились и для них нашлись пара кружек и гора красных вареных раков.
– Зачем уехала?
– Голос потеряла. Утром пошла к врачу-ларингологу, тот сказал – мускул сведен судорогой. Надо много спать, не говорить, голос может вернуться. Она собрала чемоданы и поехала в Хиву.
– Адрес знаешь?
– Ты нормальный? Один раз увидел девочку на сцене, теперь в Хиву за ней поедешь? Она же тебя знать не знает!
– Я нормальный. Дай мне ее адрес.
– Хива… Вот и весь адрес.
– Но там есть улица, дом…
– Там пустыня… Верблюды… вороны… Пей и ешь раков.
Средняя Азия. Маленькая железнодорожная станция. Все пространство покрыто серым песком. Очень красиво, как на среднеазиатских полотнах Фалька: деревья серые, грузовики серые, верблюды серые, только мечеть синяя.
Приближается громада поезда «Москва – Ташкент». Человек с нежно-розовым лицом, раскосыми глазами, в военной форме с погонами НКВД, быстро идет к вагону номер три. Запрыгивает на подножку. Входит в вагон.
В вагоне у окна стоит Эрвин Кристофер, в полосатой сорочке из шелка, в соломенной шляпе. Делает вид, что он никакой не американец, смотрит на серую бабочку, которая ползет по оконному стеклу. Военный подходит к Эрвину:
– Собирайте вещи, и быстро выходим…
– Это вы мне?
– Эрвин Кристофер?
– Нет.
Военный показывает пальцем в окно:
– Видите, стоят двое. Сейчас я махну им рукой. Они ворвутся сюда, станут выламывать вам руки, словно вы не американец, а мелкий вор и украли пятьдесят пять рублей…
– Я не крал пятьдесят пять рублей…
Военный улыбнулся, показывая белые зубы:
– Знаю… А закон о передвижении иностранцев по территории СССР вы, видимо, не знаете? Жаль. Уехали за две тысячи километров от Москвы! Где разрешение? По-доброму прошу, берите вещи, и выходим…
Эрвин заходит в купе. Снимает с полки чемодан. Смотрит на окно, оно полуоткрыто. Эрвин быстро втискивает свое тело в дыру и вываливается головой на железнодорожную насыпь. Поднимает облако серой пыли.
Дует ветер пустыни. Мелодично звенят верблюжьи колокольчики. Кричат погонщики. В здании кинотеатра «Спартак» показывают фильм «Мост Ватерлоо». До начала сеанса в фойе кинотеатра дают двадцатиминутный концерт.
Зрители смотрят на небольшую, сколоченную из досок сцену, где очень толстый человек в цирковом трико с блестками поднимает тяжелые гири. При этом человек пукает. Точнее, ртом он ловко изображает пуканье. Это вызывает хохот у ожидающих начала сеанса зрителей.
Вслед за пукающим атлетом выходит молодая женщина с аккордеоном. В женщине мы узнаем Анну Шагал. Она садится на табурет, кладет на колени аккордеон, растягивает мехи и начинает петь. Узбекские женщины, мужчины, дети слушают певицу. Подходят новые посетители, рассаживаются, громко окликают друзей. Анна поет. Появился Эрвин, в полосатой шелковой рубашке, садится в задний ряд и смотрит на певицу. На его лице – счастливая улыбка.
Анна в пении, мельком раза два взглянула на незнакомца, не узнала.
Раздается резкий звонок, приглашающий в кинозал.
Все с шумом встают со стульев. Никто не обращает внимания на поющую. Та прерывает пение на высокой ноте, встает, застегивает мехи аккордеона и идет к кабинету директора кинотеатра. Эрвин, не переставая улыбаться, приближается к ней. И тут его останавливает, тоже с улыбкой на лице, розовощекий лейтенант НКВД – тот, от которого Эрвин сбежал в поезде.
– Нашел все-таки свою жидовочку?
Эрвин отталкивает лейтенанта и зовет:
– Анна!!
Его голос теряется в резких звонках, извещающих о начале киносеанса.
Эрвина взяли под руки двое в пестрых узбекских тюбетейках.
Анна вошла в кабинет директора кинотеатра, не оглянувшись на суету в фойе.
Со стен улыбаются ослепительными улыбками Мэри Пикфорд, Дуглас Фербенкс, Пола Негри, Любовь Орлова и другие. Под ними сидит директор, считает деньги. Директор – крупнотелый, одноногий мужчина. Во рту – металлические зубы, на голове – тюбетейка. Анна кладет аккордеон на стол директора. Директор прерывает счет денег, поднимает голову:
– Злишься, когда я даю звонок, а ты еще поешь?! Знаю, злишься… Я взял тебя на работу зачем? Потому что ты красивая… А пение твое никому на хрен не нужно – ни мне, ни зрителям… Азиз пердит – это хорошо! Это нравится зрителям… Видишь деньги? Здесь недельная выручка. Сними трусы, сядь на стол, подними ноги. Больше ничего от тебя не требуется. Я досчитаю эти бумажки, половина мне, половина – тебе… И так будет каждый раз, как сядешь на стол без трусов…
Анна резко наотмашь ударяет директора по лицу. Директор выдержал паузу, потом встал, ловко пользуясь костылем, подбежал к двери. Запер ее на ключ.
– На днях тобой интересовались. Товарищи из НКВД. Я сказал: «Анна Шагал очень хорошая работница, дисциплинированная».
Директор снял пиджак. Стал расстегивать пуговицы на сорочке. Улыбнулся:
– Картинки тебе покажу…