Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

Лечащий врач всё удивлялся: «Сам я в Бога не верю, а как от отца Павла из палаты выйду, так своих варикозных ног не чувствую, такая лёгкость». А когда уже потерявшего сознание отца Павла поместили в реанимацию, то сутки выдались такие, что ни вызовов никуда не было, ни поступления больных. И молоденькие медсестры заходили в палату к отцу Павлу, чтобы, по их словам, «подышать свежим воздухом». Лежал 86-летний старец, а свежесть от него исходила необыкновенная. 12 января утром из больницы позвонили в Воскресенский собор, сказали, что батюшка плох… После службы настоятель собора о. Николай со вторым священником о. Сергием поехали в больницу — было 10.30 час. Батюшка тяжело дышал, иногда дыхание пропадало на какое-то время, отказали почки. Батюшку причастили — после причастия он успокоился — чуть позже пособоровали. Второй раз причастили о. Павла в час ночи 13-го января. А когда причастили его второй раз — батюшка был без сознания, но принял всё и проглотил — началось в палате такое благоухание, что даже кто и не верил в Бога, понимали, какое необыкновенное таинство совершается у них на глазах.

Наутро — было десять минут одиннадцатого, суббота 13 января — из больницы позвонили в храм и сказали, что батюшка умер … «А похороны были — никогда такого в Тутаеве не видели». Храм полон народу. Отпевали батюшку тридцать восемь священников и семь диаконов во главе с владыкой Михеем. Простой свежеструганный гроб, а в нем лежит батюшка, накрытый траурным покровом — и тело, и лицо — только руки в белых священнических поручах открыты и сложены на груди. Сколько работы они переделали на своём веку — самой простой и грубой, сколько благословений раздали, и вот оно, последнее целование… А от гроба такая свежесть исходит, «как в сосновом лесу». Кто-то сдерживает слезы, кто-то плачет открыто. Батюшку выносят из храма — впереди, утопая по колено в рыхлом снегу, иерей несёт большой деревянный крест.

Как надо мною совершили
обряд крещения святой,
тогда на грудь мне положили
мой милый крестик дорогой.
Он с той поры мне стал защитой,
он с той поры всегда со мной,
и на груди моей сокрытый,
всегда у сердца крестик мой.
Грудь от страдания ль стеснится,
дождусь ли радости какой,
душа к Всевышнему стремится,
и я целую крестик мой.
На милость Бога уповая
и с чувством веры и любви
нигде свой крестик не снимаю,
молюсь пред ним я и в пути.
Когда же дни мои прервутся,
пробьёт час смерти роковой,
навек глаза мои сомкнутся,
со мною будет крестик мой.
И на пути моём за гробом
светиться будет предо мной,
с крестом пойду пред вражьей силой,
мой крестик будет мне стеной…

День пасмурный, долог путь от Воскресенского собора через Волгу к Леонтьевскому кладбищу, где в тесной оградке — рядом с отцом и матерью — ждёт батюшку вырытая могилка. Плачет батюшкина келейница Марья Петровна, что ухаживала за ним много лет, но и вся в слезах не забывает дать команду при погребении, машет рукой: «Песня где?» Женские голоса начинают петь: «Вечная память, вечный покой…» Тополя возносят ветви к небу, а меж ветвей сидят тутаевские мальчишки. И вообще много детей, которых батюшка очень любил.

«Когда причащает ребят, всегда из алтаря или яблоко, или конфеты, или печенье вынесет, — вспоминают об отце Павле в Верхне-Никульском. — Или идёт по улице, ребятню подзадоривает: «Ну-ка, наперегонки! Раз, два и бегом до церкви!». И бегут с батюшкой, только пятки сверкают». А незадолго до смерти отца Павла приехала к нему в Тутаев паломница с пятилетней внучкой. Отец Павел тогда уже был совсем слепой, но видел каждого насквозь. «Я внучку дома тороплю: одевайся скорее, к батюшке поедем.» А она мне: «Я быстро оденусь, только ты дай мне за это большую зелёную грушу». — «Ладно, ладно, будет тебе груша». Приезжаем: «Благословите, батюшка, я с внучкой». Он ей руку на голову положил и кричит келейнице: «Марья, а принеси-ка нам большую зелёную грушу!» И откуда только груша-то взялась?»

«Весёлый был наш батюшка», — говорят о нём прихожане. И митрополит Московский и Коломенский Ювеналий отмечает ту же черту: «Отец Павел был очень жизнерадостный, несмотря на то, что время для священников было трудное… Он сохранил ту радость, которую может дать только вера в Бога. И действительно, он прожил такую жизнь, что только вера дала ему силы преодолеть и гонения, и лишения, и болезни, которые его посещали».