Плут

— Он не хотел быть мне обузой. — Коуди вытерла слезы. — Он сказал, что я заставила его поверить в себя, что он больше ни в ком не нуждается для присмотра за ним. Он хочет, чтобы я нашла человека и вела нормальную жизнь. Я хотела остаться, но боялась, что он решит, что я делаю это из жалости. Так что я вернулась к родителям, и мы подали на развод.

Дикон тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.

— Ну, а Кетти? Она считает, что Генри — ее отец?

Коуди едва слышно проговорила:

— Да.

Ему показалось, что она ударила его.

— Как ты могла, Коуди? Как ты могла носить ребенка и не сказать мне? Как ты могла лгать собственной дочери о столь важном?

Она захлебнулась рыданием.

— Я только делала так, как считала лучше. Мне тогда было всего девятнадцать, Дикон. Возможно, что это не совершенное решение, но это было единственным логичным в то время. Кроме того, Генри всегда был добр к Кетти…

— Возможно. Но он никогда не принимал активного участия в ее жизни. Так ведь?

— Для него нелегко проделывать одному путешествие из Дюрхема. Он приезжает на Рождество и День Благодарения, и никогда не пропускает день рождения Кетти. Он часто звонит.

Она хлюпнула носом.

— И Кетти любит его.

— Итак, ты собираешься лгать девочке всю жизнь? — спросил он.

— Нет, я несколько раз собиралась сказать ей. Но сначала заболел, а потом умер мой отец. Я еще не оправилась от потрясения, как умерла мать. Затем я занялась обновлением дома, чтобы можно было жить и…

— У тебя на все есть оправдания?

— Я не пытаюсь оправдываться, я хочу, чтобы ты понял, Дикон.

— Хорошо, но я не понимаю. Не понимаю, как ты могла отбрасывать меня в сторону все эти годы и никогда не пойму, почему ты скрыла от меня мою дочь. Я имел право это знать, Коуди. Законное и моральное право знать о своем ребенке.

Он пошел к двери.

— Куда ты идешь?

Он обернулся и взглянул на нее.

— Я иду на работу. В ночлежку. Вернусь через пару дней за одеждой.

— Ты съезжаешь?

— Да. Я буду жить в ночлежке. Я хочу отработать свои часы и уехать из этого городишки раз и навсегда.

Она встала и подошла к нему.

— А как же с благотворительным вечером? И со всеми теми, кого мы пригласили?

— Про это я не забыл.

Он открыл дверь и добавил:

— А пока отсылай счета в ночлежку, — затем Дикон вышел из холла и закрыл за собой дверь.

Когда в три тридцать Кетти вернулась домой, она застала мать на кухне, сидящей за столом и глазеющей на чашку кофе. Она даже не посмотрела на девочку, когда та вошла в комнату.

— Ма?

Коуди вздрогнула.

— Ой, извини, дорогая. Я и не слышала, как ты пришла. Ну, как в школе?

Кетти села за стол и изучила лицо матери.

— Что-то не так, ты плакала? Что случилось?

Коуди потянулась и взяла руку дочери в свою. Боже, как она любила эту девочку! Она никогда не желала причинить ей боль. Но она знала, что должна подготовить ее к статье, которую напишет Майлз Ферчайлд.

— Кетти, нам надо поговорить.

День благотворительного вечера выдался ярким. Коуди едва успела принять душ и переодеться, как начал звенеть звонок. Первая группа приехала на рафике и привезла складные столики. Коуди показала им, как расставлять на заднем дворике столы и стулья. На деревьях были повешены маленькие белые лампочки и по окружности двора расставлены факелы, которые придавали праздничный вид и отгоняли москитов.

Для Коуди день был напряженным и она попросила Кетти открывать дверь и руководить движением, а сама занялась приготовлением пищи. Хотя поставщик снабжал их едой в горячем виде, Коуди готовила подносы с сыром, овощами и фруктами.

Прибыла группа охраны, прочесала всю площадь, прикрепила добавочные замки на кованые ворота и пообещали скоро вернуться в униформе. Хотя кучка знаменитостей собиралась провести ночь в Калгари в различных частных домах, большинство из них улетало после вечера. В маленький аэропорт был доставлен добавочный персонал, чтобы обслужить тех, у кого были личные самолеты. За транспортом и размещением по домам присматривал сам Дикон.

Верный своему слову, он переехал из своей квартиры в ночлежку. Хотя он и звонил Коуди пару раз, чтобы обсудить благотворительный вечер и однажды заехал забрать мешок с письмами от поклонников, который прислал его менеджер, голос его был злым и не располагающим к личным дискуссиям.

Когда Коуди рассказала Кетти правду о ее рождении, у девочки отвисла челюсть.

— Я давно собиралась сказать тебе, — объяснила Коуди, — но время всегда оказывалось неподходящим. Я сожалею, Кетти, право, сожалею, что мне приходилось обманывать тебя.

Кетти простила ее, хотя Коуди видела, что новость сильно уязвила дочь. Хотя она и радовалась, что оказалась дочерью знаменитости, все равно она чувствовала привязанность к Генри Коксу. Сам Генри позвонил и объяснил Коуди, что рассказал Дикону правду потому что к нему приходил Майлз Ферчайлд. Он почувствовал, что настало время биологическому отцу Кетти узнать истину.

— Мне не нравятся такие увертки, Коуди. Ты ведь знаешь, что я с самого начала был против того, чтобы скрывать эту историю. Ее отец должен знать правду. Кроме того, мистер Ферчайлд не замедлит опубликовать то, что разведал.