Он восхищался совершенством холмиков, затем нежно тронул губами бутоны, затвердевшие от страсти. Ниниана механически поворачивала голову из стороны в сторону, не обращая внимания на сбившуюся с волос украшенную жемчугом сетку. Ее тело пронзили огненные молнии, скопившиеся где-то глубоко в лоне.
Почти животная страсть побудила ее обвить ногами крепкие бедра любимого. Жарко, изо всех сил прильнула она к мужскому торсу, обещавшему освобождение от незнакомых ранее мук.
Это было больше того, что способно выдержать мужское самообладание. С хриплым стоном барон перевернул Ниниану на спину, перед тем как проникнуть в ее лоно. О сопротивлении, встреченном им, он заранее не подумал из-за ее страстной реакции, но негромкий вскрик вызвал лишь небольшую задержку. Затем она безрассудно бросилась ему навстречу, ибо даже боль показалась ей приятней, чем непереносимое давление внутри, от которого она любой ценой торопилась избавиться.
И вот никаких больше мук! Только постепенно растущее неудержимое желание, поднявшее в ней громадные волны наслаждения. Это было подобно температуре, продолжавшей непрерывно повышаться. Инстинктивно Ниниана нашла ритм, совпадавший с ритмом его движений. Она обхватила напрягшееся мужское тело и отвечала на усиливавшиеся толчки, пока все в ней не взорвалось огненными брызгами.
Ниниана была по ту сторону восприятия, целиком подчиненная своему телу. Только один якорь спасения существовал в этом море наслаждения: сильные плечи, в которые она вцепилась, и лицо, находившееся над ней как точка сосредоточения. Она видела изумление в его глазах, внезапную слабость и ясно поняла, что не только сама находилась в плену. Они стали единым целым. Ее душа не должна больше опасаться, что в одиночку погрузится в звездную тьму, разверзшуюся над ней.
— Я не знала, что любовь такова, — прошептала она с закрытыми глазами.
Огромное чудо, пережитое ими вместе, наполнило Ниниану робостью, близкой к благоговению. И еще ощущая себя в полете, она все же чувствовала рядом мужчину, которому отдалась, слышала тихое потрескивание пламени в камине и отдаленный шум огромного дворца, под крышей которого нашла приют.
Погрузив лицо в волосы Нинианы, барон прошептал:
— Только настоящая любовь такова. Все остальное — похоть, мгновенное удовольствие, пустая разрядка, где не участвует сердце. В такой любви я новичок, дорогая. Я не думал, что когда-нибудь встречу ее. Я даже сомневался в ее существовании. Считал ее счастливой выдумкой сказочников и трубадуров.
Теперь Ниниана сама нашла губы барона. На такое обезоруживающее признание она знала только один ответ: ласку. Она интуитивно поняла, что существуют моменты, когда слова не нужны, когда жесты, прикосновении и взгляды лучше раскроют сердце. Это была ее ночь.
Единственная ночь, которую она могла провести с ним, и ей не хотелось терять из нее ни секунды. Воспоминаний должно хватить на всю жизнь. Одинокую жизнь, в которой любимый ею мужчина останется рядом с ее сестрой и будет абсолютно недостижим для нее.
Ив де Мариво увидел, что Ниниана задумчиво свела брови к переносице, а уголки рта у нее стали глубже и выразительнее. Какое интересное, подвижное лицо, похожее на апрельское небо, способное много раз в день менять свой облик. Он не был уверен, что художник сумел бы передать выражение этого лица на полотне. Она была все время разной, и неудивительно, что при их первой встрече ему показалось, что он ее уже видел.
Какая мысль могла хмурой тенью опуститься на ее ясный лоб? Что заставляло ее скрываться среди лжи? И как удивительно, что она еще не замужем и подарила ему свою девственность. Поглаживая ее изящные бедра и наслаждаясь шелковистостью кожи, барон поклялся, что она не пожалеет об этом. Бурное любовное приключение разрушило ее прическу, и спустившиеся до плеч локоны придавали Ниниане вид умиротворенного мифического божества.
— Любовь моя… Ниниана…
Золотистое пламя освещало глядящие на нее черные глаза, и Ниниана забыла, что собиралась сказать. Эти часы были слишком драгоценны, чтобы растрачивать их на объяснения и недоразумения. Ночь принадлежала любви, день — выяснениям.
Ниниана предалась экстазу, который он с таким умением вызвал в ней снова. Тело, в котором он зажег огонь своими поцелуями, трепетало от желания. Она вдруг почувствовала, что его нет рядом, и когда, протестуя, открыла глаза, увидела его стоящим около нее на коленях.
Восхищенный взгляд, скользивший по розовому, жаркому телу, походил на ласки. Когда она не могла больше выдерживать ожидания, он, наклонившись, начал ее целовать. Шершавый и в то же время нежный кончик его языка охватывал бутоны грудей, снова возбуждая их легким, игривым покусыванием. Руки Нинианы непроизвольно скользили по простыне, изо рта вырывалось прерывистое дыхание.