Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты (сборник)

Войдя в гостиницу, я сразу попала в зал трактира. От мужских голосов, от запаха табачного дыма и пива у меня закружилась голова. В зале было очень светло от газовых светильников, о которых я только читала, но никогда не видела. Сначала мне показалось, что тут одни только мужчины, но потом я увидела за стойкой молодую женщину. Она разговаривала с рослым мужчиной. Мужчина, увидев меня, прервал разговор и подошел ко мне. Вытерев руки фартуком, который висел, как занавес, на его огромном животе, он сказал:

— Вы хотели бы заказать отдельный кабинет, мадам?

— Н-нет… н-нет… — начала я заикаться. — Я только что приехала… и меня обокрали. Мне нужно…

— Вы ошиблись адресом, мадам. Это трактир, а не полицейский участок.

Я поняла, что мне надо уходить, но запах свежевыпеченного хлеба и жаркого вызвал такую бурю в моем желудке, что я решилась обратиться к трактирщику с просьбой.

— Не могли бы вы дать мне попить… и что-нибудь поесть, — сказала я жалобно.

— С удовольствием, — ответил он, — если вы за это заплатите. Но ведь вы только что сказали, что вас обокрали. Не так ли?

Я вышла на улицу, держа в руке дорожную сумку. «Вот как встречает Лондон провинциала», — подумала я и посмотрела на небо, которое стало темнеть.

Как я ругала себя за то, что не выучила наизусть адрес леди Норли. Если бы я знала его, кэбмен отвез бы меня к ней. А я лишь запомнила, что бабушкина приятельница, леди Норли, живет на какой-то улице, недалеко от Гроссвенор-сквер.

Не зная, что делать дальше, замерзшая, усталая и голодная, брела я по начинающим темнеть улицам. Мимо меня шныряли туда-сюда люди, разговаривающие между собой на всевозможных диалектах английского языка; вокруг меня стояли дома, по высоте превосходящие башню замка Кардуфф; мне то и дело попадались торговцы жареными каштанами или горячими пирожками, а я все шла и шла куда-то, мучительно напрягая свой мозг, стараясь найти в нем хоть какой-нибудь намек, какую-нибудь завалящую мысль, чтобы с ее помощью побороть невыносимый ужас, который мешал мне думать.

Не в силах идти дальше, я вдруг остановилась. Неожиданный толчок в спину так напугал меня, что я выронила сумку. Столкнувшийся со мной уличный продавец апельсинов, вместо того чтобы извиниться, разразился бранью. Шедший навстречу мне молодой человек в щегольских голубых панталонах и светло-зеленом плаще остановился и сказал продавцу апельсинов:

— Пошел прочь, кретин! Считаешь, если леди не может поколотить тебя, то ее можно оскорблять? Иди, пока цел. — Улыбка просияла на его лице, когда он повернулся ко мне. — К вашим услугам, миледи! Что я могу для вас сделать?

Черты лица молодого человека ясно показывали, что он ведет беспорядочный, если не распутный образ жизни.

От него довольно сильно попахивало спиртным. Как я уже поняла, юную леди на лондонских улицах подстерегали одни лишь опасности, и поэтому не ожидала от этой встречи ничего хорошего. Но, подумав, я решила с его помощью узнать, где находится контора адвоката, про которого мне говорила бабушка. В моей памяти промелькнули строки записки, написанные ее рукой.

— Это недалеко от Бедфорд-стрит, прекрасная незнакомка, — сказал потасканный щеголь. — Не понимаю, зачем вам понадобился этот старый крючкотворец? Быть может, нам лучше пойти в кафе, где вы расскажете мне, что привело такую красавицу в наш город!

Не отклоняя его предложения, я все-таки попросила подробно объяснить, как добраться до конторы адвоката. Снисходительно и в то же время высокомерно, словно кот, играющий мышью, он рассказал мне, как туда дойти. Видимо, считая, что это предлог, чтобы от него отвязаться, он пошел за мною следом. Когда я, отворив дверь конторы адвоката Натаниела Пейна, обернулась и увидела непритворное удивление на лице своего сопровождающего, я впервые за весь этот грустный день улыбнулась.

Приемная, куда я вошла, была освещена газовыми светильниками. Один из писарей встал из-за стола и спросил, что мне нужно. Узнав, что я хочу видеть мистера Пейна, чтобы обсудить свои семейные дела, он сказал, что мистер Пейн примет меня, как только освободится, и попросил присесть. Я села на узкую деревянную скамью справа от двери в кабинет адвоката и поставила на пол рядом с собой сумку. Судя по тому, как высокомерно, словно только что назначенный архиепископ, этот писарь посмотрел на мою накидку, уже запачканную грязью от экипажей, и на мое бледное, измученное лицо, я могла прождать очень долго. Я думаю, он принял меня за какую-нибудь бедную просительницу.

Меня раздражал газовый свет, к которому мои глаза еще не привыкли; у меня болела голова, и я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, чтобы не выглядеть при разговоре с адвокатом глупой гусыней.

Меня вернул к действительности мужской голос, громко проклинающий потемки и вещи, которые суют ему под ноги. Сначала я никак не могла понять, где я нахожусь, потом сознание вернулось ко мне, и я увидела лицо, которое мне было чем-то знакомо, которое я где-то видела.