Плыть, ехать, бежать. Путь к олимпийскому пьедесталу в триатлоне

«Все в порядке, ребята? – спросили нас военные при исполнении. – Проезжайте». Детекторы запищали. У нас на велосипедах были сумки, но их не открыли и не проверили. «Вперед, парни, – сказали нам. – Все нормально». Сразу за нами ехала французская команда: «Так. Все слезаем с велосипедов. Открываем сумки». Отлично.

Когда мы разместили шлемы и кроссовки для бега в транзитной зоне, в которую нам еще придется вернуться после заплыва и велоэтапа, мы увидели наконец толпы болельщиков, расположившихся вдоль берега озера. Мы отправились на небольшую разминку на велосипедах и, заехав за угол, были оглушены криками.

Господи! Это было нечто. Мы даже немного растерялись. Что нам нужно сделать? Помахать? Улыбнуться? Приветствовать всех в ответ?

В один миг все волнение ушло. Я видел бесконечное множество улыбающихся лиц, слышал громогласные подбадривающие крики и думал: «Это самое крутое, что случалось со мной».

Алистер

Гул стоял невообразимый. Потом мы узнали, что многие выехавшие из Йоркшира на рассвете даже близко не смогли подойти к удобным для обзора местам. Некоторым удалось встать рядом с одним из огромных экранов, другие были вынуждены развернуться и поехать домой.

Конечно, ничего этого мы не знали, мы были заняты последней предстартовой подготовкой. Проверили транзитку, номера, места на старте. Мы без конца повторяли себе: «Это обычный старт в Гайд-парке, соперники те же, экипировка проверена».

И так до старта. Там нас приветствовали одобряющими криками со всех сторон озера. Небо затянулось облаками, было тепло, но без духоты, вода прохладная – 19 градусов, гидрокостюмы обязательны. Мы сильные пловцы и обычно плаваем без костюмов, которые дают неплохое преимущество пловцам послабее, но мы знали, что так будет, и поэтому подготовились заранее.

Трусцой добежали до своих позиций у правого края. Сбрызнули лицо водой, натянули зеленые шапочки, надели и отрегулировали очки.

Вверху над головами шумит вертолет. Сердце быстро бьется.

Двадцать четыре года отданы одной цели. Восемнадцать лет тренировок, невероятно сложных, невероятно прекрасных ради этой одной гонки.

Мама и папа на берегу едва нас видели. Бывшие тренеры по плаванию, молодые товарищи по тренировкам собрались у своих телевизоров. Лучшие друзья на трибунах, тысячи болельщиков стоят в плотных рядах вдоль трассы, весь Йоркшир и миллионы зрителей по всему миру смотрят, ждут, гадают.

Мгновение до выстрела. Три. Два. Один…

Учим правила игры

Алистер

Моя мама Кэти скажет вам, что я всегда был энергичным ребенком. Еще в утробе я доставил ей немало беспокойных минут, пинаясь по ночам. Когда ей наконец удавалось заснуть, начинал беспрерывно жужжать пейджер моего папы (Кит работал врачом на вызовах), так проходила ночь – больше действий, меньше сна. Как в утробе, так и во взрослой жизни.

По словам моих родителей, я был трудным первым ребенком: непоседливым, требующим внимания, настоящим егозой. Они любили прогуливаться в Йоркшир-Дейлзе[1], который находился к северу от нашего дома, в Хорсфорте под Лидсом. Меня сажали в переноску, и кто-то из родителей нес меня на груди. Все дети были бы счастливы сидеть лицом к маме или папе – в тепле и безопасности. Но только не я. Я корчился и кричал до тех пор, пока меня не поворачивали лицом к миру. Это доставляло немало хлопот маме: «Ваш ребенок сидит неправильно! Вы же покалечите бедняжку!» Думаю, противостоять этому напору ей плохо удавалось.

В восемь месяцев я начал ходить. В два года я бегло разговаривал, смущая маму странными вопросами в магазине. Я имел особую страсть к чтению и наизусть знал все любимые книжки от корки до корки. Даже если на улице было слякотно, меня тянуло туда, я хотел бегать в саду рядом с домом, рыть ямки, копаться в земле. Мама поняла, что мне нужно хотя бы два часа в день проводить во дворе, иначе вечером меня будет невозможно уложить спать. Надеюсь, что она преувеличивала, говоря, что мне пришлось бы пить риталин, если бы я вовремя не увлекся плаванием, хотя, наверное, это недалеко от истины.

Я помню, как ждал появления Джонни. Я был в саду, копал тоннель для моих машинок. Мне только-только исполнилось два года. Сразу, как стало можно, я начал катать его вокруг дома в маленькой тележке, которая, как мне хочется верить, привила ему интерес к велосипеду.

Через пару лет после его рождения мы переехали в свой дом в Хорсфорте, где до сих пор живут мои родители. Там мы выросли в разных комнатах, но играли всегда вместе. Мы валяли дурака на улице и в саду, играли в футбол, строили на речке плотины. Я думаю, что я не столько шефствовал над ним, сколько просто увлекал за собой.

Джонни

Я готов с пеной у рта доказывать, что это неправда, но папа говорит, что в детстве я обожествлял своего старшего брата. Когда он впервые пошел в детский сад, оставив меня, восьмимесячного, дома, я ползал в поисках его так долго и так далеко, что содрал в кровь колени.