Плывун

Пройдя по рынку все северное крыло, он очутился в вестибюле главного парадного и направился к лифту. В вестибюле было шумно, на месте бывшей каморки Пирошникова, освобожденной Гулей, возник на этот раз молодежный клуб. Человек двенадцать молодых южан, громко разговаривая на своем языке, что-то обсуждали, смеялись удачным шуткам, при этом молодецки сшибаясь ладонями, но складывалось впечатление, что они гарцуют на публику, как бы показывая самим себе и случайным зрителям, какие они крутые, свободные и независимые.

Пирошников знал, что они могут делать это часами, никуда не спеша и ничем не озабочиваясь.

И опять чувство, что он находится не у себя дома, кольнуло Пирошникова. «Но я же не могу заставить их разговаривать по-русски? Разговаривать тихо? — уговаривал он себя. — Вообще бы лучше помолчали!»

Он понимал, что эту неприязнь можно числить по разряду ксенофобии, но предпочитал думать иначе, потому что неприятны ему эти молодые люди были именно здесь, в его доме, на фоне же гор он вполне готов был любоваться их джигитовкой. Но здесь, в наших снежных просторах, он предпочитал, чтобы они вели себя менее ярко.

— И как часто они здесь колбасятся? — спросил он Ларису Павловну.

— Да ежедневно, поди. Никто ж не работает.

— Надо участкового предупредить, — сказал Пирошников.

— Вы знаете, как его фамилия? Участкового?

— Нет, а что?

— Его фамилия Асланбеков.

Молодые люди прислушивались к этому разговору, но понимал его, по-видимому, только один из них, что был постарше, — высокий брюнет с хищным орлиным носом. Остальные обратили на него взоры, лишь только разговор закончился, и, выслушав его перевод, дружно заржали.

Он вернулся домой в скверном настроении и даже радость Юльки, набросившейся на спелую хурму, не принесла облегчения. Он спрашивал себя — где он ошибся, как получилось, что дом, отданный им домочадцам от чистого сердца, так быстро превратился в чужую вотчину.

Да тут еще позвонил аспирант Браткевич и сообщил, что в Плывуне продолжаются «воспалительные процессы», как он выразился, то есть повышается температура и скорость смещения.

— Попытайтесь что-нибудь сделать с Августом, — посоветовал он.

Но что? Свои опыты Пирошников уже не вспоминал, они не выстраивались в стройную картину. То есть, эффект всегда был, но с плюсом или минусом — предсказать было нельзя. Кажется, у Августа получилось лучше…

На следующий день он вызвал юношу и они удалились в кабинет решать творческие вопросы.

Выяснилось, что Август не имеет никакого понятия об истории дома и Плывуне, и считает происходящие подвижки обыкновенным полтергейстом. Почему полтергейст возникает при пении его песен — он не задумывался.

— Ради Бога, называй это полтергейстом, хотя слово мне не нравится. Мы должны докопаться до сути явления. Отчего оно происходит? — спросил Пирошников.

Август хлопал своими длинными ресницами. Он не знал, отчего происходит полтергейст.

— Вот смотри. Подвижки случаются при пении нами песен и чтении стихов…

Слово «нами» далось Пирошникову нелегко, поскольку оно уже было недействительно и относилось к недавнему прошлому.

— На что же он реагирует? На фонетику или семантику?

Август приуныл. Он вряд ли догадывался о том, что в его песнях есть фонетика и семантика. Пирошников понял, что переборщил и понизил уровень духовности.

— Представь себе, что там лежит медведь, огромный земляной медведь, метров пятьсот длины, который понимает русский язык!

— Тогда уж крот, сэнсей — возразил Август.

— Хорошо, крот… И этот крот как-то реагирует на смысл услышанного. Начинает ворочаться, Может, хочет аплодировать!

— Не… Он одной лапой нас опрокинет, — сказал Август.

— Ну не аплодирует, ладно. Просто кивает головой в знак согласия. И дом подпрыгивает, смещается… — Пирошников вдохновился этой картиной.

— А откуда крот знает русский язык?

— Ну, он же двести лет здесь лежит! Это наш, русский крот! А когда ему не нравится, он мотает головой, вот так…

Пирошников помотал головой и Август помотал за ним тоже. Вероятно, крот слушал их с огромным удовольствием, но не двигался. У него была температура.

— И дом едет вниз. Понял?

Август радостно кивнул.

— Вот ты тогда Рубцова читал. Хорошие стихи, кстати. И кроту тоже понравились. В результате произошли позитивные изменения.

— Я еще знаю! — обрадовался Август.

— Вот-вот… Готовь программу. Будешь приходить, показывать. А я до выступления проведу артподготовку.

Пирошников имел в виду, что за несколько дней, оставшихся до выступления, он подготовит слушателей к восприятию стихов. Он развивал перед Серафимой теорию, согласно которой русские стихи как квинтэссенция языка должны благотворно влиять на слушателей, а крот, тоже может их оценить.

— Крот? — насмешливо спросила она.

— Ну, это рабочая модель, как ты не понимаешь!

Он решил использовать радиосеть системы охранной сигнализации, а в лаборатории Браткевича устроить временную радиостудию.

Оставалось выбрать диктора.

Пирошников подумал, что читать самому не стоит. Минус третий не воспримет стихов в его исполнении, а мигрантам все равно, кто читает. Поймут они мало, пусть хоть послушают звуки русской речи.