– Вика, я намерен с тобой развестись.
В кухне повисло молчание. Валерий ждал, совершенно не представляя, какая реакция может последовать, его жена всегда была расчетлива и умела держать себя в руках, так что вряд ли все сведется к банальным слезам и упрекам. Вика оставила в покое свою прелестную ножку и принялась придирчиво рассматривать работу маникюрши, прикидывая: стоит ли все-таки зарыдать или лучше спокойно поговорить? А может, хлопнуть дверью, полагаясь на то, что утро вечера мудренее? Выбрала беспроигрышное – женственность. Глаза налились слезами, и голос ее дрожал, когда она задала полагающийся в таких случаях вопрос:
– Почему?
Господи, какая идиотская сцена, потер виски ладонями Валерий. И в самом деле, почему? Огласите весь список, пожалуйста. Или просто сказать – потому что я так хочу? Тебе нужны деньги? Они будут. А я к ним не приложение! Но так нельзя. В каждой игре существуют свои правила, и, в конце концов, Вика старалась быть ему хорошей женой – так, как она это понимала.
– Ты полюбил другую женщину? – Тот же дрожащий голос и полные слез (однако так и не пролившихся!) зеленые глаза.
Сморщившись, как от зубной боли, Валерий был вынужден повторить вслед за женой эту пошлую киношную фразу:
– Да, я полюбил другую женщину.
Будь Вика дура, она бы заорала: «Да знаю я эту твою… эту Леру! На ней клейма ставить негде. Я ее наняла, чтоб она тебя… а ты купился, как последний самовлюбленный болван». И кассету на стол! Но это был бы худший вариант, при котором она топит Леру, но и сама тонет вместе с нею. А она, Вика, должна остаться на поверхности, поэтому.
Вика вытерла слезы и сказала голосом, уже переставшим дрожать, но еще слабым:
– Пожалуйста, дай мне время. Я не ожидала. Я тебя люблю.
Заметив, что Валерий отвел глаза, Вика поняла – последнюю фразу насчет любви она добавила зря. Мы не дети, какая любовь – есть вещи посерьезнее: дом, быт, машины, деньги. Положение в обществе. Статус, наконец. Ему сорок – у него все впереди. Ей тридцать восемь, и ее последний вагон уже почти проехал.
– Дай мне месяц, – повторила она уже тверже. – Я все обдумаю. Схожу к психологу. И маму подготовлю. А как же Тема?
Вика схватилась за соломинку, и опять напрасно – на этот раз Валерий разозлился.
– Тема в Лондоне! – заорал он. – Ему там все равно, как часто мы с тобой здесь встречаемся, и не прикидывайся, что ты этого не понимаешь! Если бы тебя волновали его переживания, он бы давно сидел здесь, дома, а не в этом чертовом английском элитном детдоме! Все, Вика. Я подготовлю бумаги. Адвокат тебе объяснит. По миру ты не пойдешь, не волнуйся.
Они помолчали. Вика, сидя у стола, водила пальчиком по полированной поверхности – совсем как тогда по его груди, подумал Валерий, и от этого его кожа покрылась противными, зябкими пупырышками. Он должен сказать что-то еще? Или, молча постояв над плачущей супругой, пожать плечами и уйти? Он однажды видел такое в кино, когда пялился от скуки в телевизор в самолете. Пожалуй, он так и сделает – сценаристам мелодрам виднее.
Валерий пожал плечами и вышел из кухни.
Оставшись одна, Вика аккуратным движением указательных пальцев промокнула ресницы, похлопала ладонями по щекам – снизу вверх. Посмотрела на часы – двенадцать. Поздновато, но ничего, она позвонит завтра, раз есть такая договоренность. Встала, запахнула шелковый пеньюар и туго завязала пояс. Ну что ж, война так война, а воевать голой как-то не с руки. Хотя опять же раз на раз не приходится, улыбнулась она, вспомнив события двухчасовой давности. Еще посмотрим, чья возьмет. Ее драгоценному мужу захотелось настоящей любви? Если бы Вика не подготовилась заранее, все рухнуло бы – и под обломками их брака оказались бы ее жизнь, ее благополучие, ее самоуважение. Но это его желание она предусмотрела и подготовилась заранее. И поэтому вряд ли его ненаглядная Лера ответит согласием на предложение руки, кошелька и сердца.