стал. Зачем? Сигареты одна из лучших валют и даже некурящий найдет на что их с
выгодой обменять. Вадик это знал и сигареты принял с готовностью. Спрятал их
поглубже в фуфайку, отставил опустевшую кружку и, попрощавшись, похромал к
своим нарам, бубня что-то про горячий бульон, ломоту в костях и пользу снежных
обтираний.
– Закалка, а? – задумчиво пробормотал Федорович, не скрывая скептицизма – Как по
мне лишнее это. Так и воспаление легких подхватить можно – от обтираний этих.
Накликаешь беду.
– Любая информация полезна – ответил я, протягивая старикам пакетик – По
сигарете?
Каждый взял по одной – даже настоятель Тихон – щелкнула старая-старая медная
зажигалка в руке Матвея и вскоре мы дружно выпустили струи дыма. Даже я – снова
не удержался и воткнул в губы сигаретный фильтр. Пусть курю не постоянно, а лишь
при удобной оказии, но все равно до добра это не доведет – придется заняться
начавшимся пристрастием.
– С молитвой на устах и я порой обтираюсь снежком чистым – заметил Тихон, крутя в
пальцах сигарету – Обтерся хорошенько – и тело горит благостно! Душа поет!… не
вижу плохого в подобной закалке – она и для духа пользительна.
– А что вы думаете о детях? – пыхнул я дымом, с интересом оглядывая недоуменные
лица стариков – Я в том смысле что – собственные были? И как к ним относились?
– Понятней не стало – кашлянул Федорович – Ты о чем, отрок?
– Задумался просто. Вот я к примеру никогда думал, что пора бы уже и детей зачать
да родить, затем вырастить и воспитать как положено.
– Жизни по заветам старинным чурался – понял меня Тихон.
– Именно! – кивнул я – Прямо вот в точку угодили. Чурался. Все эти воспетые
стариной и насильно порой навязываемые правила мне всегда поперек горла были.
Это ворчливое и недовольное сетование давным-давно женившихся знакомых и
друзей в стили «Пора и о детях задуматься, мои вон уже вот-вот в школу пойдут, а ты
все гуляешь…». Обычно я отмахивался, изредка напоминал, что я не крестьянин и
ораву детишек мне заводить не для чего – это в деревне не дай боже останешься без
сыновей и пиши пропало. Да и то так давным-давно было. Вон в наше прогрессивный
век в фермерах одни только старики вашего возраста спины гнуть продолжают, тогда
как их вовремя рожденные и правильно воспитанные дети свеклу да редьку собирать
не пожелали и дунули в города, где быстро нашли куда более теплую работенку. Все
лучше, чем стоять раком на грядках. Хотя сейчас техника решает. Нажал кнопку –
роботизированный трактор вспахал поле. Нажал другую – засеял и заборонил. А чаще
все это вместе взятое делается нажатием одной единственной кнопки. Так что и
старики вполне справляются… уф… – опомнился я, поняв, что меня вдруг понесло.
– Одни старики в фермерах? Невеселое время у вас там – пробурчал Матвей – Если
молодежь с земли бежит… не миновать стране бед.
– Речь о всем мире – поправил я – Не хочет молодежь картошку копать, коров пасти и
в деревнях жить. Как по мне – их право. Это их жизнь и им решать. Но я о другом. О
детях. Вы как в свое время о них мыслили? До того как сюда угодить.
Уговаривать открыть душу никого не пришлось. Заговорившие старики быстро
доказали, что моя теория в принципе сходится. Часть детей не завела, у другого они
были, но никогда спиногрызам сопливым особого внимания не уделял. Растут и растут
себе. Еще один женился, завел пару детей, а затем вышел за сигаретами и сбежал от
ненавистной жизни. Причем хорошо ведь жили. Но что-то терзало и не давало
вздохнуть полной грудью…
Такой вот итог.
И что получается, если просуммировать все уже услышанное – и пока касающееся
сидельцев только мужского пола?
А получается этакая шкала начинающаяся с «безразлично» до «отношение сугубо
отрицательное».
Да уж… не скажу, что неожиданно, но, похоже, прибавилась еще одна общая черта в
характерах попавших сюда бедолаг вроде меня. Ни для кого из нас дети не были
смыслом или светом жизни. Есть – есть. Нету – и не надо. Примерно так…
– А зачем тебе такое?
– Да чтобы убедиться, что все мы чуток долбанутые эгоисты и нарциссы – улыбнулся
я, поднимая с полу рюкзак – Поговорим о делах?
– Это с удовольствием – оживился Матвей – Рассказывай, Охотник. И показывай…
если есть что показать…
– Есть – обнадежил я его, отвязывая от рюкзака увесистый сверток – Прошу.
– И что это? Чемоданчик какой-то. А в нем что? Ох ты ж мать! Это ж…
– Граммофон – кивнул я – И к нему пяток пластинок.
– Патефон! – поправил меня Федорович, бережно прикасаясь я открытому
чемоданчику – Патефон! У нас такой был. Помню в детстве отец на подоконник
поставит его, заведет аккуратно, включит… и во дворе музыка гремит. Танцуют люди!
Веселятся! Придет бывало участковый, а сказать ничего не могет – имеем право!
Рабочие люди со смены пришли, законно отдыхают… эх!
– Заводите – предложил я, но Федорович решительно воспротивился:
– Ты что! Надо дать ему отогреться с холоду-то. Иглу проверить. Пластинки опять же
отогреть надо. Это ж механизм!
– Ладно – кивнул я, кладя на стол несколько целых с виду электронных плат – Вот это
отогреваться не надо. Что за платы – не спрашивайте, сам не знаю. Но их бы
поменять в Замке на алкоголь.