По быстрой воде

М. Зуев-Ордынец ПО БЫСТРОЙ ВОДЕ

Эти строки писались при свете костра на ночных привалах, под могучей елью, прикрывавшей нас от дождя, в полутьме палатки, у яркой лампы в колхозной избе и просто в лодке, когда откладывались весла, чтобы взять в руки карандаш.

Дома, за письменным столом автор только слегка исправил эти строки. Не хотелось вносить в них сухую книжность и литературную надуманность. Автору хотелось бы донести до читателя в этих строках звонкий плеск чусовских струй, зеленый шум береговой тайги, треск горящих в костре сучьев и неторопливый говор чусовских колхозников, сплавщиков и лесорубов…

Первый день

Нас было четверо: автор, Кук, Раф и фото-художник, он же начальник нашей экспедиции. Пятым спутником нашим был эрдель-терьер Снукки. До Коуровки добрались в семь вечера. А когда спустились на станционный дебаркадер, поняли — вот теперь начало пути.

До базы ОПТЭ с нашим грузом, рассчитанным на двухнедельное плавание, пешком не добраться. Здесь же на станции нанимаем подводу. Возница наш оказался единоличником из Уткинской Слободы. Он недоволен всем на свете и ругает все, что можно обругать. Когда кто-то из нас спросил, много ли туристов плывет по Чусовой, он ответил раздраженно:

— Много их, лодырей, здесь шатается.

— А мы, папаша, тоже туристы, — сказал я, желая его смутить.

— Ну, значит, и вы лодыри! — не смущаясь и не меняя тона, ответил он.

Мы дружно расхохотались. Но слово это запомнили и оно впоследствии нам не раз пригодилось в нашем плавании.

Чахлая лошаденка, судорожно перебирая ногами по липкой грязи, вскарабкалась на невысокий холм. И перед нами открылся широкий вид на зачусовскую сторону, уральские хребты длинными и невысокими увалами, спокойными мягкими грядами уходили к горизонту. Такие волны, негрозные и веселые, бывают на море после шторма. Садившееся солнце светило им в лоб, и они играли всеми цветами. Самые дальние хребты стояли почти черной грозовой тучей, следующие подернулись темно-голубой и фиолетовой дымкой, ближе к нам — нежно зеленели лесами, а совсем ближние были золотыми от поспевающих яровых. Где то там, вдали между этими яркими, цветистыми хребтами, бежала наша горная красавица Чусовая. И нас охватило волнующее чувство полета, захотелось крыльев, чтобы помчаться в этот простор, в эти красочные дали.

Но подвода наша вползла в улицы Уткинской Слободы, и померкли краски далеких хребтов. Слободская улица, прихотливо извиваясь, сползла к какой-то небольшой мелкой речушке. Она струилась в отлогих берегах лениво, словно нехотя.

— Что за речушка? — спросил без интереса Кук.

— Чусова, — ответил коротко возница.

Мы переглянулись ошеломленно. Эта смирная речушка и есть та грозная Чусовая, которая в щепы разбивала огромные барки, за несколько часов топила сотни людей, про которую сложена недобрая пословица — «на Чусовой простись с родней»?

Не успели мы опомниться от первого удивления, как чахлая наша лошаденка бесстрашно вошла в воду и, бултыхая копытами по чусовским струям, поплелась к противоположному берегу. Раф поднял было ноги, но тотчас же опустил их. Вода еле-еле прикрывала копыта лошади.

Это было первое наше «плавание» по Чусовой, не вверх или вниз, а поперек нее, и не в лодке или на плоту, а в простой телеге.

За Слободой мы снова переехали Чусовую вброд. Тут Раф не выдержал, плюнул за борт телеги, сказал хмуро:

— Где же ваша хваленая Чусовая?

— Погоди, дальше лучше будет, — неуверенно пообещал Нач — начальник нашей экспедиции…

…База ОПТЭ расположилась высоко над рекой, на высокой скале. Эта скала — первый чусовской боец, который мы видим. Его название — «Собачьи Ребра». Его скалы действительно ребрами, могучими каменными ребрами встали над рекой. На вершину Собачьих Ребер, к базе ОПТЭ, вскинулась бесконечная лестница. Кук, попытавшийся одолеть ее с грузом на плечах, выдохся на половине подъема и тотчас прозвал ее «миокардитной лестницей».

Он был прав, обвиняя ОПТЭ в том, что оно заставляет туристов неоднократно подниматься с тяжелым грузом по 103-м ступенькам.

Погодка не радует, не хочется вылезать. Слева направо: Кук, автор, Раф.

Заказываем двухведерный оптэвский самовар и отправляемся в базу чаепийствовать. За самоваром знакомимся с товарищами по путешествию. Немецкие рабочие с Уралмаша едут по Чусовой по-семейному, с женами. С этой группой туристов мы за все время нашего двенадцатидневного плавания по горной части Чусовой держали тесную связь.

Вечером выхожу на улицу. С высоты Собачьих Ребер гляжу на Чусовую. Внизу дымится первыми туманами теплая, в сумерках васильковая река, лениво плещется в берег тихими, смирными волнами, не спеша перепрыгивая с камешка на камешек на ближнем переборе. Где-же пенистый вал, летящий с глухим ревом и стоном, где бушует разгул могучей стихийной силы? Неужели только в книге?

Да, грозной и страшной бывает Чусовая только весною. А сейчас лето, «межень».

Я поспешно возвращаюсь на базу. Начинает накрапывать дождь.

Второй день