По чужим правилам

А так — место Джесси выбрала идеальное, немного слева от лифтов, с того края площадки как раз просматривались обе лестницы и дорожка, ведущая к чёрному ходу, а парадный вообще был как на ладони. Выучка у девочки неплохая, ничего не скажешь.

Джесси была одета в голубые форменные брюки какого-то санитара, имевшего несчастье и глупость с ней повстречаться, а у больничного халатика отрезала рукава и подол, превратив его во вполне приличную рубашонку. Рюкзачок на левом плече дополнял картину. Она стояла почти неподвижно, двигалась только рыжая голова на напряжённо вытянутой шее, обшаривая глазами входящих-выходящих.

Она явно ждала, и Аликс даже догадывалась — кого.

Чёрт.

Вот тоже — проблема…

А может быть, старый перечник прав, и пришло время завести ученицу?

Она отпрыгнула назад и вверх. На восемь ступенек. Был бы кто на лестнице — удивился бы. Возможно. Хотя — от эриданцев и не такого ожидать можно, они же непредсказуемы.

Вышла на второй этаж. Тронула пальцем клипсу.

— Чип, соедини меня с доком… Енни, где моя девочка?

— Спит. Я её успокаивающими под завязку накачал, пусть расслабится. А что — передумала?

— Енни, если ты спустишься в холл первого этажа, то очень удивишься. И не могу гарантировать, что приятно. Поэтому спускайся не один. А в следующий раз повнимательнее, пожалуйста, отнесись к выполнению МОИХ заказов…

Она не стала слушать, что он ответит. Не стала и ждать в коридоре второго этажа. Окна этого коридора были бесполезны, поскольку выходили во двор. Аликс прошла мимо столика дежурной, читавшей толстый журнал и не обратившей на неё ни малейшего внимания, завернула за угол. Открыла дверь общей палаты.

Жажда деятельности — вот как этот рефлекс называется. Очень трудно устоять на месте, если не уверен, что поступаешь правильно…

Она практически ничем не рисковала — было время обеда, все ходячие сидят в столовой, а если уже и поели, то наверняка гуляют по дворику, напоминающему тюремный, но всё-таки дворику, там есть трава на газонах, деревья, скамейки и даже фонтан, а двери туда открывают лишь на пару часов как раз после обеда, так что все, способные передвигаться…

Таких в палате было, если судить по пустующим койкам, девятнадцать человек. Похоже, её угораздило завернуть в муниципальное отделение, они всегда на перегородках экономят.

Девятнадцать пустых коек.

И одна — занятая.

Впрочем, вряд ли этот один представлял собою хоть какую-то опасность. Он и на месте-то находился сейчас лишь из-за полной неспособности передвигаться самостоятельно не то что по коридору, но даже и в прикроватных окрестностях. Больше всего он напоминал распятую мумию, весь, с ног до головы, запакованный в пластиковый заменитель кожи и растянутый на распорках специализированной кровати. От него за версту разило смертью и разложением, хотя изобретатели пластиката клялись, что он не пропускает запахи.

Помешать он не мог.

Окон в палате было три. Но наиболее удобным оказалось крайнее справа, рядом с ним как раз проходил какой-то толстый кабель, а от особо любопытных глаз сбоку прикрывал небольшой эркер, а сверху — козырёк веранды третьего этажа. Огромная рама открывалась вовнутрь, и поэтому Аликс пришлось слегка подвинуть спецкровать с распятым на ней обрубком человека.

Сделала она это очень осторожно.

Просто по привычке, а не потому, что боялась причинить ему боль — пластикатовый кожезаменитель первым делом напрочь замораживает нервы, так что носящий его человек не чувствует вообще ничего, хотя и выглядит при этом премерзко, поскольку медики меньше всего заботились о косметическом эффекте и оставили пластикат абсолютно прозрачным. Им-то, допустим, так даже удобнее, а вот остальным случайным наблюдателям не всегда бывает приятно видеть шевелящиеся кишки или, как вот сейчас, запёкшееся синевато-бордовое мясо с редкими желтоватыми прожилками.

Но он всё равно проснулся, о чём свидетельствовала изменившаяся тональность хрипа, заменявшего ему дыхание. И резко усилившийся запах. Хотя это, скорее, чисто психологические выкрутасы, не может от живого человека так пахнуть. Впрочем, это уже не имело значения.

Аликс вскочила на подоконник.

— Эриданец… Эриданец, постой…

Хрип почти не изменился. Да и звучало это совсем не так, поскольку согласные он не выговаривал почти что все, она скорее догадалась, чем услышала, но вот обертона…

Радость. Облегчение. Болезненная надежда. И всё это — в тугом клубке с мстительной яростью и наконец-то подвернувшейся возможностью свершить возмездие.

Опасность! Опасность! Опасность!..

Она села на подоконнике. Опустила длинные ноги в палату.

Это становилось интересным.

— Эриданец… Это судьба… У меня есть товар… Высшей пробы…

Радость. Злоба. Удовлетворение.

Опасность!

Докторская степень, несколько неудачных экспериментов на грани законного. Изгнание. Ого! Здесь, на Талерлане, исчезающе малое количество медицинских экспериментов имеют честь стыдливо именоваться не совсем законными, да и тогда суды смотрят сквозь пальцы…

— Эриданец… Ты покупаешь информацию?..

Вот оно что.