По деревням

Путь мой был долог. Клубы пыли от строек застилают долину. Вода в реке от того замутилась. За каждой табличкой с наименованием места высится гигантский щит, на котором обозначен номер строительного объекта. Но я выбрал другую дорогу, по верху, среди фруктовых садов. Противоположный склон весь утонул в пыли, колонны грузовиков поднимали по ходу движения тучи мелкого песка, отчего в иных местах свет окрашивался сернистой желтизной, но все со временем выправилось, и тогда издалека накатило нечто вроде красоты. Единственный человек, попавшийся мне навстречу, был одет в темный костюм: он возвращался с похорон, и внизу, в долине, я увидел тогда могильщиков в пестрых жилетах с серебряными пуговицами, а потом услышал шорканье их лопат, заглушившее урчание грузовиков на противоположном склоне и шуршание листвы на моем. Передо мной предстала вседневная притча, и потому я могу сказать: когда закончится строительство, когда залатают пыльные ямы, весь этот ваш край станет как новый. Проследите за взглядом вашей кошки, когда он, минуя острые бетонные углы, устремится в пустоту. Там дрожит вода, собравшаяся в ложбинке чуть свернувшегося листа, и отзывается в вас учащенным биением сердца, отчего вам захочется вскинуть руки. Вашей долине, быть может, суждено в одночасье снова состариться, и бетонные своды обратятся тогда в связующие формы древнейшей из всех древностей. Когда я шел сюда, мне попадались то и дело темные землянки: разве не может случиться так, что это строение здесь в скором времени превратится в часть той системы подземных катакомб? Разве нельзя представить, что этот бетон превратится в древнюю породу? Под строительным мусором бьют источники, и они проложат себе новые пути и образуют новые долины. Земля сохранит свою красоту, дабы и впредь радовать душу, подумал я. Не обращайте внимания на все эти машины, которые блуждают тут, словно Франкенштейновы чудища, – пусть себе блуждают. Однажды я угодил в снежную бурю. Это была такая свистопляска, что мне даже стало страшно, но потом я заметил, сколько спокойных вещей было вокруг меня. Стоило обломиться какой-нибудь толстой ветке, как тут же в углубления искореженного обрубка устремлялись мягкие снежинки и мирно оседали там, а темные пятна, проступающие на заснеженном поле, оказывались липовым цветом. Ведь недаром часто говорят: «Дети резвятся под снегом». Вот почему не говори: «О времена!», а говори: «О время!» (Пауза.) Но буду ли я завтра еще в силах верить в то, что знаю сейчас?

КОМЕНДАНТША