Так вот, про «Заслон» и его «Заслонки» вы и без меня узнаете, а мы же вернемся обратно к нашему легендарному путешествию. Поначалу в новинку было, сложно привыкнуть. Пашка-то хоть озарился, и то, говорит, только щепки были первые раза 72, потом уже к 108 где-то подходу (считал же, ну) стали мысли существенные, ощутимые, таких надолго хватает, по-настоящему. Я-то спал в те минуты. Проснулся, на палубу выхожу из каюты, гляжу, товарищ мой верный, единственная живая душа, кроме меня, на многие мили вокруг, прыгает, чуть ли не взлетает, руками так махает, планировать, видимо, хочет (и не что, главно дело, а куда). Улыбается, смеется в голос, меня увидел, орет «Санек! Друг мой сдержанный! Дай встряхну тебя по-братски!» – вскинул меня (он же здоровый – как я почти), в объятъях сжал так до хруста, хорошо, не забыл отпустить. Я тут же в бодрствование надежное вернулся, думаю резво, что же с Пашкой-то, неужели посетило его буйство в связи с нашим положением в обществе горячих звезд, холодного космоса и в отсутствие хотя бы почвы, на которой когда-нибудь можно было взрастить толстенную березу или сосну для дальнейшего освоения. А сам-то в это время вычесываю параболу от носа к корме вдоль борта потихоньку, Пашку в виду держу. Думаю, ну что-то же должно было извне повлиять, я ж раньше видел, как он смерть принимает, не так это выглядит. Тут мне печка растопленная на глаза попалась, возле дверцы щепки, следы от топора на поверхности полированной жизнью деревянной палубы, сам топорик. Думаю опять, он что же, совсем с ума сошел немного, решил, что все, не дойдем мы никуда, не успеем, кончится запас и придумал ускорить таким образом наше медленное умирание – изничтожить оставшееся топливо, обрубить концы, так скажем. Головой потряс я своей косматой, мысли истошные отбросил за борт, спрашиваю рассудительно: «В чем дело, Паша? Пока я спал, все за нас решил?». А он на эти вопросы успокоился, тоже мне спокойно, твердо отвечает: «Саша, я нас наоборот на новый виток вытащил. Теперь нам и до земли любой благодатной добраться хватит, и еще обратно, поди, по всему пути Млечному зигзагами от сих до сих сможем с такими закромами пройти до самого Денеба». Ну, обсказал все, я в печку заглянул, та полешка обглоданная догорела давным уже, и чистый огонь там плещется, оранжево-белый, что та звезда, и мурлычет мягко. А запах! Открыл дверцу печки я буквально секунд на 30 (как источника огня не увидел, так и закрыл сразу), а вот запах тонкий, крепкий, на земной сандал похожий, разнесся по всей округе и так мы в этом ореоле прибыли к окраине уже системы Солнечной. В общем, после Пашиных доказательств и собственных наблюдений убедился я, что на обозримом пространстве все мыслящие – разумны. В течение следующих четырех световых лет убедился, что жить будем, а деревья жечь незачем. Из любопытства и в практических целях был научен по своему желанию собратом моим Павлом, как сделать пламя при помощи мысли.
Уже бывалыми космическими медведями подходили мы к Земле. Дрова дровами, а все ж хочется и с живыми людьми пообщаться, твердь ощутить ногами, поделиться интересным, услышать небывалое. На подходе, когда Марс уже прошли, решили сбросить обороты, полюбоваться окрестностями, оглядеться. На Землю ж, как и на нашу Малик, и вообще живые материи, созданные и оберегаемые Любовью, так хорошо смотреть, когда Солнце подсвечивает краски, солнечный свет отражается от поверхности и почти видно, как в этой бриллиантовой пыли сыгранный оркестр наслаждался исполнением Моцарта, ставилось театральное представление с актерами, достойными подобных декораций, нарождалось чудо разумной жизни (когда со стороны-то смотришь на экзопланету, сомнений нет, что она иногда улыбается счастливо – а всем известно, что смех, способность быть счастливым – признак разума вполне конкретный).
Долго мы так дрейфовали, наблюдали. Пашка взял бинокль, осмотрелся кругом, говорит: «Смотри-ка, видишь каменюку эту серую, спутник?». Я говорю: «Ну». Брыкается: «Лу-ну!» – говорит. «Там атмосферы-то нет, видно невооруженным глазом» – мне сообщает. Сам в бинокль все. Я ему: «Ну-ка, дай гляделку!». Пашка прибор мне передал: «На!» – говорит. Я неторопливо настроил аппарат, приник к линзам, потом, как положено, перевернул, с верного начала вгляделся, оторвался на миг, Пашке язык показал, отвечаю: «Лу-на!». Посмотрел налево-направо, на Землю доолго смотрел, на Солнце пока не стал, решил в спутник всмотреться. Долго разглядывать вроде нечего, все сероватое, немного подбитое, как специально, что ли, природа контраст создала в сравнении с материнским объектом, допустим. Вот только какая-то выпуклость там зацепила немного – на фоне кратеров, очевидно. Что такое, думаю. Бинокль-то мощный, но как ни крути, размытой выходит картинка.
Л-ладно, думаю. Торопиться некуда, на Землю успеется. Надо разведать, интересно. Опять же на Землю прибудем, хозяевам расскажем, что там, на той стороне есть примечательного – не факт, что они бывали на этом шарике, да еще и обошли его со всех сторон (самонадеянные были тогда).