По дикому Курдистану

– Ты ведь говорила, что тебе приходится денно и нощно работать, только чтобы угождать аге, поэтому мы не смеем тебе больше докучать. Кстати, нас часто будут приглашать к столу, ну а если этого не случится, мы закажем еду где-нибудь в трактире.

– Но ты ведь не откажешь мне в торжественном обеде!

– Ладно уж, тогда свари нам несколько яиц, ничего другого нам нельзя сегодня есть.

Пожалуй, это единственное блюдо, которое можно было без опаски вкушать из рук этой «нежной» Мерсины.

– Яйца? Хорошо, будут вам яйца, эмир, – торопливо отвечала она, – но, когда вы их съедите, оставьте скорлупки Селиму-аге, они нужны нам как бокалы, а этот человек был столь неосторожен, что разбил все скорлупки.

Мы зашли на короткое время в наши комнаты, где скоро появился ага с одеялом, коврами и трубками, которые он одолжил у торговцев. Они были новые и поэтому чистые, так что мы могли быть довольны. Позже возникла Мерсина с крышкой от старой деревянной коробки, что должно было означать поднос. Там лежали яйца, наш торжественный обед! Рядом покоились полусгоревшие лепешки и стояла знаменитая миска с маслом, окруженная несколькими яичными скорлупками, в которых лежала грязная соль, грубо помолотый перец и какой-то подозрительный порошок, похожий на тмин. Ножей или ложек для яиц, естественно, не было.

Это лукуллово пиршество, к которому мы пригласили и Мерсину, мы благополучно пережили, после чего она удалилась со своей посудой снова на кухню. Ага также приготовился уйти.

– Ты знаешь, господин, куда я сейчас направляюсь?

– Наверное, об этом я сейчас и сам услышу.

– К мутеселлиму. Он должен узнать, что за благородный эмир появился в нашей Амадии и как с ним обошелся смотритель дворца.

Ага стряхнул с бороды остатки топленого масла, которым наслаждался наедине с Мерсиной, придав себе, таким образом, должный вид, и отправился в путь. Теперь мы остались одни.

– Можно мне теперь говорить? – спросил Линдсей.

– Да, мистер.

– Надо покупать платье!

– Сейчас?

– Да.

– В красную клетку?

– Естественно!

– Тогда едем тотчас же на базар.

– Но я не смогу говорить! Покупать должны вы, сэр. Здесь деньги!

– Мы купим лишь платье?

– А что же еще?

– Немного посуды, она нам нужна. Мы сделали бы доброе дело, если бы подарили ее аге или домоправительнице. Дальше табак, кофе и другие вещи, без которых нам нельзя обойтись.

– Well! Оплачу все!

– Сперва мы воспользуемся вашим кошельком, а уж потом рассчитаемся друг с другом.

– Нет уж, я оплачу все! Договорились?

– Мне можно идти с вами? – спросил Мохаммед.

– Как хочешь. Но, я думаю, тебе лучше как можно меньше показываться на людях. В Спандаре тебя узнали как одного из хаддединов, мы не учли, что ты очень похож на своего сына, в чем меня тамошний староста уверял.

– Тогда я останусь!

Мы зажгли наши чубуки и пошли. Прихожая дома была наполнена дымом, а на кухне кашляла Мерсина. Заметив нас, она мгновенно вышла навстречу к нам.

– Где наши люди? – спросил я.

– Возле лошадей. Ты собираешься уходить?

– Мы собираемся на базар за покупками, не обращай на нас внимания, о хранительница кухни. У тебя убегает вода.

– Пусть убегает, господин. Далеко не убежит!

– Зачем ты варишь пищу в таком большом котле?

– Я варю ее для арестованных.

– A-a! Для тех, кто находится здесь, рядом?

– Да.

– Разве их столь много?

– Нет и двадцати.

– И все из Амадии?

– О нет. Есть несколько провинившихся арнаутских солдат, несколько халдеев, курдов, пара жителей Амадии и один араб.

– Откуда араб? Здесь же совсем нет арабов!

– Его привели из Мосула.

– Что за еду они получают?

– Хлебные лепешки, вот я их и пеку, а в полдень или позже, как мне будет удобно, вот эту горячую пищу.

– Из чего она состоит?

– Это мука, размешанная с водою.

– И кто же ее им приносит?

– Сама я. Сержант открывает мне отверстия в дверях. Ты был хоть раз в тюрьме внутри?

– Нет.

– Если ты захочешь ее посмотреть, только скажи мне.

– Тебе не разрешит сержант!

– Он мне разрешит, ведь я его госпожа.

– Ты?

– Я. Разве я не госпожа его аги?

– Это так! Я поразмыслю, приличествует ли сану эмира посещать тюрьму и тем, кто это разрешит, давать хороший бакшиш.

– Приличествует, господин, и даже очень. Может, ты и смилуешься над арестованными, чтобы им можно было бы покупать у меня кушанья и табак, чего они, к сожалению, не могут делать!

Меня весьма порадовали сведения, полученные здесь, но я соблюдал осторожность и не задавал более подробных вопросов, которыми легко возбудил бы подозрения. Мы позвали Халефа, болюка-эмини и курда из Спандаре, после чего отправились в путь.