По дорогам идут машины

— Ось глядите, — сказала она, обнажая крупные красивые зубы. — Вот ведь сейчас тут стоял. Еще велел мне записку в президиум переслать. Я так думаю — он вперед пробрался, — и, поднявшись на цыпочки, она стала выискивать глазами Бедирханова.

— Он с вашего промысла?

— А как же? Наш мастер. Я в его бригаде. В пятой.

— Абдуллаева, а у вас там что за собрание открылось? — постучав по столу карандашом, спросил председательствующий, молодой худощавый парень с преувеличенно серьезным, как у большинства присутствующих, лицом.

Я оглянулся на Абдуллаеву. У нее было милое украинское лицо, и говорила она так, будто вчера только приехала откуда-нибудь с Черниговщины или с Полтавщины. Перехватив мой взгляд, она спросила:

— Чего вы на меня так смотрите?

— А какой из себя Мирза Бедирханов? — спросил я, несколько смутившись.

— Черный такой. Спецовка синяя, — едва слышно про шептала украинская Абдуллаева. — Рукава закатаны.

Я стал глядеть. На многих мужчинах были синие спецовки, и почти у всех закатаны рукава.

— Туда не глядите, — прошептала работница, — там его нема. Вы у стенки поглядите.

— Товарищ Абдуллаева, — снова сказал председательствующий. — Это вам не квартира, это собрание. На квартире вы следите за порядком, а здесь позвольте мне следить за порядком.

Абдуллаева, взглянув на меня, снова улыбнулась.

— Это муж мой. Когда он на собрании председатель — с ним прямо житья нет. Тоже в нашей бригаде работает. Оператор. Надо молчать. — И тут же добавила: — А вы откуда?

Я сказал.

— Ничего, обождите. Мастер сейчас выступать будет, вы его увидите…

Между тем на трибуну вышел высокий молодой человек в распахнутой на груди косоворотке. Он начал молча перелистывать блокнот, и все выжидающе смотрели на него.

— Не этот? — спросил я Абдуллаеву.

— Нет. Это парторг промысла. Товарищ Огурцов.

После парторга на трибуну, один за другим, стали подниматься слесари, мастера, операторы, инженеры.

От имени своих бригад они обещали собранию выполнить годовой план на месяц раньше срока. Они обещали дать родине сверх плана тысячи и тысячи тонн нефти. Они не только давали обещания, но тут же, с трибуны, рассказывали, как и почему смогут выполнить их, говорили о новых методах эксплоатации скважин, об ускорении сроков возврата в строй бездействующих, об увеличении межремонтного периода, о новых способах увеличения дебита.

Один за другим выходят на трибуну люди. Я слушаю их и жду выступления Бедирханова.

Наконец поднялся председательствующий и, держа бумажку, скрученную в трубку, сказал:

— Товарищ Бедирханов прислал записку о том, что ушел на девяносто девятую. Мастер поручил мне сказать от имени нашей бригады. Мы берем обязательство дать нефти сверх плана… — и тут он назвал такую цифру, что люди зашевелились на скамьях, заговорили.

Обязательство Бедирханова вдвое превышало обязательства всех бригад, вместе взятых.

Народ удивленно шумел. Председательствующий постучал карандашом по столу.

— А ты не ошибся, Орудж? — осторожно спросил Огурцов.

— Нет, не ошибся. А если контора бурения сдаст нам 3019-ю скважину на месяц раньше планового срока, то мы дадим стране… — и Орудж назвал еще большую цифру.

— Кто бурит 3019-ю?

— Ага Нейматулла.

— Это на море?

— На море.

— Сейчас мы ему позвоним.

Люди в красном уголке сидели молча, прислушиваясь к голосу Огурцова, раздававшемуся из соседней комнаты.

— Женя, дай мне 3019-ю. Кого нужно? Ага Нейматуллу нужно. А где он? Тогда соедини с парторгом. Здравствуй, Аракелов. Мне всеведущая Женя донесла, что Нейматулла у тебя. Передай ему, пожалуйста, трубку. Нейматулла? Привет. Огурцов. Ага Нейматулла, обязательство бригады Бедирханова зависит от вас. Если вы сдадите морскую 3019-ю на месяц раньше срока — они обещают дать… очень много обещают дать. Что вы на это скажете?.. Ладно.

Телефон коротко звякнул, Огурцов вошел в красный уголок и сказал:

— Ага Нейматулла обещал сдать 3019-ю на 36 дней раньше срока; он добавляет шесть дней для того, чтобы Мирза смог снова все продумать и подсчитать.

2

На следующий день, решив во что бы то ни стало разыскать Бедирханова, я отправился в контору первого промысла. Шел двенадцатый час, солнце палило нестерпимо, и асфальт подавался под ногами, как резина.

У дверей конторы, возле железной ограды, стояли парторг Огурцов, мастер первой бригады Кулиев, заведующий промыслом Николай Артемович Далакян и плечистый человек с рыжими запорожскими усами.

Все они сбились в тесный кружок, не сводя глаз с блокнота, на котором Далакян чертил что-то карандашом, объяснял схему, быстро говоря по-азербайджански.

Человек с запорожскими усами часто перебивал заведующего, видимо возражая, но фразы давались ему с трудом, и для большей убедительности он медленно шевелил своими толстыми пальцами. Впрочем, к словам его и Николай Артемович и остальные прислушивались со вниманием.

Все они были так заняты разговором, что не замечали готовящейся каверзы. Кто-то, забравшись в садик перед конторой, открыл водопроводный кран, прижал его ладонью и из-за дерева направил на Кулиева перепончатую струю.