Удивился и другому, если брать типичную в рамках «Возрождения» классификацию, то подопытный не являлся академиком от слова «совсем».
С этими мыслями задавил типичное Шекспировское терзание: «быть или не быть». Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Но холодок пробежал по позвоночнику. Противное чувство.
Вообще, не любил я того, чего не понимал даже в принципе. Здесь оставалось только уповать на мою любимую девочку — Удачу.
Усмехнулся.
Терзания души мятежной. Лицо же техноса искажала болезненная гримаса. Как бы не отошел в мир иной, болезный. Уйдет со всеми данными… Интересно, если сдохнет, то клятва перед Горгаром утратит силу или в их «иноземном» аду визави подольют еще кислоты в серу?
И сразу перед глазами все потонуло в радужных пятнах с мельтешащими объемными разноцветными голографическими фигурами. Затем пространство затопил ядовито-оранжевый туман, из которого проступали неясные образы каких-то комнат, кабин, людей, точнее техносов, животных и техники. Мелькали схемы, звездные системы, какие-то карты, формулы… Картинки меняли друг друга с бешеной скоростью, переплетались и исчезали. Накладывались друг на друга.
И все это сопровождалось плеядой ярких эмоций — от безумной ненависти до дикой любви. Не знаю, орал я или же все переносил молча. Звуки: от оглушающей, вакуумной тишины до рева сирен. И хорошо, что подобные ощущения по моему внутреннему восприятию времени продолжались недолго. А оказалось, две с половиной минуты пролетело.
Как из омута вынырнул. Повело так, что потащило в сторону, сделал несколько коротких очень быстрых шажков, с трудом удержался на ногах, и то, пришлось придержаться ладонью за стену. В нее едва не врезался. Все кружилось и плыло перед глазами.
Но постепенно вселенная обретала точку опоры. С возращением ориентиров в пространстве, вновь вчитался в мерцающие перед глазами буквы:
— Вашу мать! — восторженно едва не выругался вслух, дополнив короткое изречение десятком других крепких слов.
Это же надо!