По дороге к концу

Но мы еще не закончили, что же произошло на следующий день? Мы выезжаем в Алгесирас на мопеде, отправив туда же наш багаж, четыре места, с автобусной станции, потому что, по словам моего собрата по перу британца Г.Б., проживающего недалеко в Чурриане,[202] «с водителем автобуса можно отправить все». (Ага, конечно.) Заранее, в отеле, я составляю письмо, в котором объясняю, что не я, а только мой багаж поедет автобусом, читаю это вслух мужику в конторе, мужик уверяет меня, что все будет в порядке и все доедет, я оплачиваю, получаю квиток, даю ему пачку сигарет за труды и с легким сердцем покидаю автовокзал, но, когда мы ранним вечером собрались забрать с автобусной станции в Алгесирасе наши четыре «тюка», то местный служитель, посмотрев на квиток, начинает орать, что наш багаж находится в камере хранения в Малаге и, судя по квитанции, там и останется, потому что его приняли только на хранение. Вновь, значит, Бессмысленный Факт, который в рассказе ничего не означает, потому что не является ни выражением характера (может быть, немного ревнивого, но все же очень милого) героя, ни содержит в себе какой-либо значительной связи: все это «вполне могло не случиться», а вы, в который раз, будете готовы прокаркать: «Тогда промолчи об этом! Промолчи!» Но чем оправдать то, что мы вечером, до половины десятого ждали на станции последний автобус из Малаги, в котором, благодаря телефонному вмешательству, все же должны были прибыть наши тюки? Я ведь не могу написать, что мы должны были кого-то встретить — того, кто еще и не приедет, вот как — в то время как во всей Испании мы, в сущности, не знаем ни души.

Первый Бессмысленный Факт можно рассматривать как дыру или как отъеденное начало, второй напоминает бессвязные пузыри, опухоль или учетверенную шишку; а в итоге речь идет, если так можно выразиться, о недостатке и, соответственно, изобилии, которые друг друга — и здесь исчезает наша последняя надежда — не исключают, потому что теперь я должен, приложив определенные усилия, разделить Р. на четыре багажных места, сдать его или на железнодорожном, или на автобусном вокзале в камеру хранения в Малаге, а потом сидеть и ждать его прибытия на одной из упомянутых станций, или же поочередно несколько часов на одной, несколько часов на другой, или даже в Алгесирас, потому что ради Искусства я готов перенести сопутствующие путешествию неудобства и усталость: как за это дело не берись, у автора просто нет никаких шансов, просто не получается, по крайней мере, не сейчас. Мне кажется, что нам необходимо до определенной степени абстрагироваться от предмета: может быть, последующие поколения будут в состоянии составить осмысленный рассказ о визите в Испанию молодого нидерландца Р. индонезийского происхождения, но на данный момент это неосуществимо, и придержите язык не пытайтесь меня убедить, что это возможно.

Но еще не конец: на следующее утро мы, значит, сидим в комнате номер десять в отеле «Мадрид» (я упоминаю эту деталь для «последующих поколений», современных пилигримов и дипломников), и я говорю:

— Слушай, милый, что это за пряный запашок в комнате? Что-то он мне напоминает, но не могу определить, что именно.

(Ночью была гроза и сильный дождь.) После чего Р. с душераздирающим криком обнаруживает, что он, несомненно, соблазненный во сне звуками льющейся воды, помочился прямо в постель, и почти плачет от стыда, пока я снимаю простынь с кровати и, промыв мокрое пятно чистой водой, вешаю ее сушиться на балкон.

— Да не волнуйся ты так, — говорю я, снова забираясь в постель. — Если пятно не исчезнет после просушки, мы просто выльем на простынь стакан коньяка и извинимся перед горничной.

— Но я ничего не понимаю, — жалуется Р.

— А я все прекрасно понимаю, — отвечаю я. — Ты нассал в постель. Знаешь, я б лучше умер, чем оказался в такой ситуации.

Р. снова сообщает, что он не может ничего понять. Этот, по сути своей не вызывающий интереса, обмен мыслями продолжается некоторое время, потом я задумчиво заявляю:

— Хорошо начать день с Жилетт. Верное замечание, хоть и без уточнения, что именно имеется в виду: начать день с бритья или с того, чтобы перерезать себе вены.