По дороге к любви

Остальную дорогу до самого дома мы молчим. Чувствую, ее молчание не столь мрачное, как мое. Но я не хочу, чтобы она тревожилась или расстраивалась. По крайней мере, сейчас. Да и вообще. Конечно, это рано или поздно произойдет, но я хочу тянуть до последнего.

Четыре часа подряд мы смотрим кино в гостиной, растянувшись на диване. Когда она обращает мое внимание на какую-нибудь важную сцену или эпизод, обнимаю ее и целую или щекочу ей языком ухо так, что она визжит от удовольствия. И кричит при этом, что ей «фу, как противно!», а сама такая милая, такая желанная, что не могу удержаться и повторяю это снова и снова — сама виновата. Потом играем попкорном: бросаем кусочки друг другу в рот — на счет, кто больше поймает. Выигрывает она со счетом 6:4, потом нам надоедает, зато просыпается аппетит, и мы просто жуем попкорн. Затем я знакомлю ее со своим домашним цветком Джорджи. Он, оказывается, не засох, пока меня не было дома. А Кэмрин рассказывает про дворняжку, которую она взяла из собачьего приюта, она назвала его Бибоп, а я говорю, что ужасно сочувствую бедняге, которому пришлось носить такое дурацкое имя. По странному совпадению Бибоп умер от застойной сердечной недостаточности, как и мой пес, мой лучший друг Максимус. Я показал ей его фотографии, а у нее случайно оказался снимок Бибопа. Такой некрасивый и такой ужасно милый.

Мы говорим и говорим часами, потом она залезает на меня и садится верхом. И ложится, прижавшись ко мне всем телом и приникнув к уху.

— Пошли в постельку… — шепчет она так тихо, что меня трясет от нежности.

Я встаю вместе с ней, она так и остается на мне, обхватив мой торс ногами, и я, поддерживая за попку, несу ее в спальню. Избавляюсь от одежды и ложусь посередине кровати. У меня уже стоит столбом. Смотрю, как Кэмрин медленно раздевается передо мной, сбрасывая с себя не только одежду, но и свою обычную стыдливость. Потом заползает на меня, устраивается у меня на бедрах, и я чувствую кожей, как горячо у нее там. Она не отрывает от меня глаз, целует в грудь, потом отдельно каждый сосок. Держу ладонями ее бедра, она целует меня в губы, а я начинаю ласкать ее грудь.

— Как же мне хорошо с тобой, — успеваю я шепнуть до того, как она зажимает мой рот страстным поцелуем.

Я проникаю в нее, и она помогает мне энергичным движением бедер, но сначала дразнит, вызывая желание войти в нее как можно глубже. Сейчас командует она, и я с радостью предоставляю ей такую возможность.

Она отпускает мои губы, целует в шею, сначала с одной стороны, потом с другой, не переставая медленно двигать бедрами, так медленно, что я хочу ее еще больше.

— Иди ко мне, хочу сначала поцеловать тебя там, — шепчу я, обнимая ее узкие бедра.

Она и без моей помощи уже вся влажная, но это не важно.

— Ну, иди же ко мне, детка. — Я дергаю подбородком кверху, подсказывая ей.

Сначала она снова целует меня в губы, потом приподнимает бедра, и я немного сползаю вниз, чтобы ей хватило места.

Как только ее бедра смыкаются надо мной, я тут же принимаюсь неистово ласкать ее тайное сокровище, так что она не выдерживает и начинает елозить по моему лицу, крепко вцепившись пальцами в спинку кровати. Господи, какая же она влажная! Потом она жалобно стонет, и я немедленно останавливаюсь и замираю. Кэмрин сразу понимает, в чем дело. Понимает, что я хочу кончить с ней вместе.

Она сползает обратно вниз, опускается на мои бедра, трется о мой стоящий на изготовку член, потом берет его в руку.

И когда она медленно погружает его в себя, мы оба вскрикиваем и по нашим телам проходит судорога.

Уже под утро, изнемогшая после ночи любви, она засыпает прямо у меня в руках. Я держу ее в объятиях и не хочу отпускать. Тихо плачу, уткнувшись в ее мягкие волосы, и в конце концов тоже засыпаю.

КЭМРИН

Глава 37

— Эндрю!

Переворачиваюсь на другой бок, лицом к нему. Просыпаюсь окончательно, медленно поднимаю голову и вижу, что его рядом нет.

Чувствую запах жареного бекона.

Вспоминаю, что было ночью, и рот невольно разъезжается до ушей. Выпутываюсь из простыней, спрыгиваю с постели, натягиваю трусики и футболку.

Захожу на кухню и вижу: Эндрю стоит у плиты.

— Малыш, ты чего это поднялся в такую рань?

Иду к холодильнику, открываю его, ищу, чем бы прополоскать горло. Еще надо срочно почистить зубы, но если он готовит завтрак, не очень хочется приправлять еду привкусом зубной пасты.

— Хотел принести тебе завтрак в постель.

Мне кажется, ответ его прозвучал с довольно большой задержкой, да и голос какой-то странный. Отворачиваюсь от холодильника, смотрю на него. Он продолжает стоять, уставившись на сковородку.

— Малыш, с тобой все в порядке?

Закрываю дверцу, так ничего и не найдя.

Он даже не поднял головы, чтобы посмотреть на меня.

— Эндрю!

Сердце мое колотится все быстрей, хотя, казалось бы, с чего это вдруг?

Подхожу ближе, кладу руку ему на плечо. Он отрывает взгляд от сковородки, медленно переводит его на меня.

— Эндрю…