В одно мгновение куда-то пропадают все звуки. Не слышно, как шипит воздух в потолочных вентиляционных отверстиях, как шаркают подошвы проходящих мимо людей. Чувствую, что рука Натали пытается нащупать мою руку, но я рассеянно отталкиваю ее и продолжаю неуклюже пятиться, прижав обе руки к груди. Господи, как трудно дышать, я совсем не могу вздохнуть… Вижу глаза Эшера, в них блестят слезы, он смотрит на меня, но я отворачиваюсь. Отворачиваюсь, потому что у брата глаза Эндрю и я не могу этого вынести.
Марна лезет в сумочку, достает конверт. Осторожно подходит ко мне, берет за руки, кладет конверт в ладонь.
— Эндрю просил передать это тебе, деточка, если с ним что-то случится.
Она пожимает мне дрожащие пальцы, судорожно вцепившиеся в конверт. Я не гляжу на него, гляжу только на нее, и по щекам моим тоже текут слезы.
Как трудно дышать…
— Мне очень жаль… — говорит Марна прерывающимся голосом, — но я должна идти. — Она по-матерински нежно гладит мне руки. — Я хочу, чтоб ты знала, деточка, ты всегда желанная гостья в моем доме, все будут рады тебя видеть.
Она едва держится на ногах, но Эшер быстро подхватывает ее за талию и уводит.
А я остаюсь стоять как столб посередине коридора. Медсестры, снующие мимо, вынуждены обходить меня. И всякий раз при этом я ощущаю на лице легкое движение воздуха. Проходит целая вечность, когда я, набравшись мужества, снова гляжу на конверт. Меня трясет. Пальцы безуспешно пытаются открыть его.
— Давай помогу, — слышу я голос Натали, и протестовать у меня нет сил.
Она осторожно берет конверт, открывает его и достает листок бумаги:
— Хочешь, я тебе прочитаю?
Я гляжу на Натали, губы у нее трясутся, и, поняв наконец вопрос, качаю головой:
— Нет… Я сама…
Она отдает мне письмо, я разворачиваю его, и слезы капают на бумагу. Я начинаю читать.